Александр Усовский - Антинюрнберг. Главная ложь ХХ века

Ложь может быть очень похожей на правду — иногда даже больше, чем сама правда. Ложь может принимать самые причудливые формы — используя для этого правду, как маскировку. Ложь может путем целенаправленной работы своих создателей овладеть умами миллионов людей и, повторяемая миллионы раз на протяжении миллионов мгновений — стать почти правдой. Ложь может очень многое!

Кроме одного.

Ложь не может стать правдой.

Никогда.

Рано или поздно, но всегда наступает момент, когда власть лжи рушится — и люди, озираясь по сторонам, брезгливо оглядывая груду смрадного разлагающегося праха, ещё недавно бывшего отлитой в бронзе истиной — протирают глаза в удивлённом недоумении. Что с ними происходило всё это время? Как могли они верить в эту чудовищную, несуразную, нелепую ложь? Почему? Ради чего? Кому это было выгодно?

И они получают ответы на все свои трудные вопросы. Не всегда сразу и далеко не всегда быстро — но истина находит себе дорогу к умам слабых детей человеческих. Очень часто они в неё сначала даже не хотят верить — столь радикально отличной от привычных понятий бывает она, нежеланная и колючая правда. Иногда случается так, что провозвестники истины становятся жертвами тех, кто ничего не хочет менять в своей жизни — коих в любом обществе подавляющее большинство. Иногда бывает и так, что сама новорожденная истина исчезает вместе с её носителями — но исчезает лишь для того, чтобы вернутся вновь.

Ибо свет истины немеркнущ.

Я не знаю тебя, мой читатель, открывший эту книгу и бегло пролистывающий её страницы. Я не знаю, кто ты по национальности, возрасту, образованию, полу, политическим убеждениям — если таковые у тебя есть. Но, не зная тебя — я считаю нужным сказать тебе одно:

В книге, которую ты держишь в руках — нет ни слова лжи. Ни слова! Когда ты прочтёшь её всю, от первой до последней страницы, и, вздохнув, захлопнешь её — у тебя, очень возможно, возникнут вопросы к автору. Вполне может быть, что эти вопросы могут оказаться весьма резкими и нелицеприятными — но я попрошу тебя об одном. Помни: тот, кто ищет правду — всегда прав. Грешит тот, кому не хватает смелости узнать всю правду до конца.

Написанием этой книги я не претендую на провозглашение истины в последней инстанции — потому что это было бы глупо и смешно; я также не надеюсь на то, что эта книга в мгновение ока изменит представления о Той Войне у миллионов жителей Российской Империи (как бы ни называлась нынче эта территория и на какие национальные государства она бы ни была поделена) — хотя бы просто потому, что тираж этой книги вряд ли будет более десяти тысяч экземпляров. Но я посчитал необходимым её написать — потому что, по моему глубокому убеждению, ложь, какой бы монументально непоколебимой она ни казалась на первый взгляд, каким бы неподъемным и адски тяжелым ни казался труд по её разоблачению — эта ложь должна быть низвергнута с бесправно занимаемых ею пьедесталов, рухнув в небытие. Эта ложь должна исчезнуть из жизни людей — уступив своё место истине.

Потому что только познавший истину человек становится по-настоящему свободным…

Те, кто назвал действо, происходившее с двадцатого ноября сорок пятого по первое октября сорок шестого года в нюрнбергском Дворце правосудия, Международным Военным Трибуналом — безусловно, были большими любителями чёрного юмора. Потому что трибунал — это суд; судом он был во времена инквизиции, им же оставался в годы французской буржуазной революции; где-то с середины девятнадцатого века судом первой инстанции и органом аппеляции (с середины девятнадцатого века) трибунал являлся в судебных системах Франции и Италии; военный трибунал во многих странах мира решал (а кое-где и посейчас решает) судьбу проштрафившихся военных. В любом случае, до второй декады ноября сорок пятого года слова «трибунал» и «суд» были синонимами.

Двадцатого же ноября эти понятия радикально разошлись. Ибо НЮРНБЕРГСКИЙ ТРИБУНАЛ — ЭТО НЕ СУД.

Нюрнбергский трибунал — это месть.

Нюрнбергский трибунал — это заметание следов.

Нюрнбергский трибунал — это лживый фарс, призванный навечно скрыть от возмездия подлинных виновников Второй мировой войны.

Главной его целью было не правосудие — но отмщение; во имя отмщения этот «трибунал» отмел подавляющее большинство норм судопроизводства и принципов уголовно-процессуального законодательства, выработанных мировой юстицией к середине двадцатого века; специальным Уставом этот «трибунал» избавился от всех обязанностей, лежащих на его «судьях» — оставив за собой лишь одно-единственное право.

ПРАВО МЕСТИ.

Для того, чтобы эта месть свершилась, было сделано очень многое.

Обвинители были по существу и судьями, и палачами.

Обвиняемые считались виновными еще до суда.

Главных нацистов обвинили в преступлениях, совершенных с января 1933-го по май 1945-го — но обвинили по законам, которые были объявлены таковыми Уставом трибунала только в июле-сентябре сорок пятого; их обвинили в преступлениях, не существовавших в мировой юриспруденции до появления в вышеуказанном Уставе и, следовательно, не имевших места в 1933–1945 годах — хотя до Нюрнбергского процесса любой суд руководствовался принципом Римского права — «Nullum crimen, nulla poena sine lege», «без закона нет ни преступления, ни наказания»

Статья девятнадцатая Устава трибунала гласила: «Трибунал не должен быть связан формальностями в использовании доказательств, и может допустить любые доказательства, которые помогут ведению процесса». Тем самым «трибунал» признавал «доказательствами» любые слухи, сплетни, байки и досужие выдумки — лишь бы они ложились в общую канву обвинения и были соответствующим образом оформлены.