Александр Усовский - Антинюрнберг. Главная ложь ХХ века

Одной из подобных «исторических аксиом» является то общепризнанное мнение, что нацистская Германия начала планировать Мировую войну с 30 января 1933 года, с момента назначения канцлером Адольфа Гитлера, и все последующие усилия НСДАП были целиком и полностью направлены на то, чтобы зажечь всемирный военный пожар с четырех концов.

Я не люблю немцев, и целью этой книги ни в коем случае не является — как-то оправдать германскую агрессию против Польши, переросшую во Вторую мировую войну. Равно целью этого очерка не является и оправдание немецкой агрессии против моей Родины; ничему этому нет и не может быть оправдания! Но ОБЪЯСНИТЬ, почему это произошло — необходимо; поскольку все, до сего дня прозвучавшие, объяснения событий 1 сентября 1939-го (так же, как и 22 июня 1941 года), лично меня (как, я думаю, и очень многих думающих людей вокруг) никак не устраивали — я посчитал для себя необходимым разобраться в этой запутанной (и надёжно, как ещё недавно казалось, похороненной под тысячетонными завалами лжи) истории.

Для того же, чтобы уважаемый читатель смог по иному, не с точки зрения и почившего в бозе советского официоза, и «теории» Резуна, взглянуть на ход событий 1933–1939 годов, — ему понадобится (для начала) избавиться от основополагающего заблуждения, краеугольного камня всей послевоенной истории — тезиса о том, что национал-социалистическая рабочая партия Германии во главе со своим фюрером с первых дней своего пребывания у власти начала планировать Вторую мировую войну

Заблуждение это, разделяемое огромным количеством историков (и практически всеми людьми, далёкими от знания тогдашних реалий), основывается на утверждении, будто Германия к осени тридцать девятого года вооружилась до зубов — каковое утверждение я и хочу в первой части своей книги опровергнуть. Ибо утверждение это лживо от начала и до конца!

Сделать это будет немыслимо трудно — но мы всё же попытаемся.

Начнём мы наше повествование с 11 ноября 1918 года — с момента вступления в силу перемирия, фактически завершившего Первую мировую войну. Что к этому дню представлял собою германский рейхсвер — уже не совсем императорский, но ещё и не республиканский?

Колоссальную военную машину, отнюдь (вопреки позднейшим утверждениям разного рода «историков») не утратившую способности к сопротивлению.

Да, начиная с 18 июля, союзники, остановив немецкое наступление на Аррас, непрерывно теснили германские войска, выдавливая их с французской территории. Да, 8 августа под Амьеном немцы понесли тяжелое тактическое поражение, и этот день был назвал генералом Людендорфом «чёрным днём германской армии». Да, к началу ноября Германия лишилась всех своих союзников — 29 сентября капитулировала Болгария, 4 октября запросила о прекращении огня Австро-Венгрия, 30 октября капитулировала Оттоманская империя.

Но немцы, тем не менее, даже к ноябрю 1918 года, к моменту полной утраты ими стратегической и оперативной инициативы, продолжали удерживать значительную часть французской и бельгийской территорий (включая Брюссель и Антверпен) — и, положа руку на сердце, вполне были в состоянии сражаться ещё довольно долгое время. В конце концов, германская полевая армия к моменту начала переговоров о перемирии насчитывала (на всех фронтах) 5 миллионов 360 тысяч солдат и офицеров, 106.450 пулеметов, около 22.000 минометов, бомбомётов и пехотных орудий, 11.948 77-мм полевых пушек и лёгких 105-мм гаубиц, 7.860 тяжёлых орудий (пушек калибром от 105 до 210 мм и гаубиц и мортир калибром от 150-мм до 420-мм). Учитывая, что, например, французская армия в этом же ноябре имела на вооружении 11.724 орудия (75-мм полевых пушек — 5 484, 65-мм горных пушек — 96, тяжелых полевых орудий (105–155 мм калибра) — 5 000, орудий тяжелой артиллерии большой мощности и морских (калибрами 170–305 мм) — 740, зенитных орудий — 404) — можно сказать, что одержать решительную победу над немцами союзники могли, лишь в очередной раз пролив реки крови.

Но армии Антанты к этому времени были настолько обескровлены, что изыскать стратегические резервы для победоносного военного решения вопроса для них было не легче, чем немцам — удержать фронт. Да, прибывающие с мая 1918 года на позиции Западного фронта американские дивизии были многочисленными и хорошо вооруженными и оснащёнными — но они практически не имели боевого опыта (до конца войны они смогли занести в свой актив лишь Сен-Миельскую операцию с неочевидными результатами), к тому же для того, чтобы добиться решительного превосходства над немцами в живой силе и технике, этих дивизий должно было быть втрое больше — что могло произойти только в следующем году. Посему нанести немцам решительное военное поражение осенью 1918 года союзники вряд ли смогли бы.

И здесь на помощь союзникам пришла хитрость!

Как известно, президент США Вильсон 8 января 1918 изложил в сенате приемлемые для Америки условия мира. Главное из них сводилось к требованию «мира без победы», то есть без аннексий и контрибуций; его знаменитые «14 пунктов» включали в себя:

— свободное плавание в мирное и военное время и свободу торговли,

— контроль за национальными вооруженными силами на уровне, не допускающем агрессии,

— свободный, открытый пересмотр колоний с учетом права народов,

— освобождение территории России и урегулирование в её интересах, право ей самой определить свой строй,

— восстановление Бельгии,

— возращение Франции Эльзаса и Лотарингии,

— исправление итальянской границы по этническому принципу,

— автономия народам Австро-Венгрии,

— восстановление Румынии, Сербии, Черногории,

— выход к морю для Сербии,

— суверенитет для турок Османской империи, другим народам автономное развитие,

— свободу черноморских проливов для гражданских судов,

— восстановление Польши,

— создание Лиги Наций.

Если заключить мир на основе этих принципов, утверждал Вильсон, то можно создать всемирную организацию государств, гарантирующую безопасность для всех народов.

Для немцев, измученных войной и лишениями, оные слова американского президента были елеем на раны; и чем больше немцев узнавало о «плане Вильсона», тем меньше оставалось доводов у сторонников ведения войны «любой ценой». Зачем продолжать проливать потоки крови, если можно подписать мир, пусть и в качестве проигравшей стороны — но при этом отделаться весьма скромными потерями? «Стоимость мира» в этом случае многократно превышала «стоимость войны», и поэтому нет ничего удивительного в том, что к сентябрю 1918 года даже наиболее твердолобые сторонники войны согласились с тем, что бессмысленную бойню без шансов на победу пора прекращать.