Герберт Фейс - Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились

Опасения Сталина становятся ясными из его объяснения. Советский лидер сказал, что он и его коллеги не могут забыть событий декабря 1939 года, когда разразилась война между Советским Союзом и Финляндией. Тогда, по настоянию Великобритании и Франции, Лига Наций исключила Советский Союз из своих рядов и возбудила против него общественное мнение, а западный мир зашел так далеко, что заговорил о крестовом походе против Советского Союза. Черчилль не извинился за прошлое. Он лишь заметил. что британцы тогда были настроены очень враждебно. Дальше премьер-министр коснулся сути проблемы: «…он понимает силу этого [сталинского] аргумента, но не верит, что всемирная организация исключит споры между державами, и это останется функцией дипломатии».

Рузвельт, следуя своему правилу, возражал, что в любом случае нациям мира, объединенным в ассамблею новой организации, придется обсуждать разногласия между тремя великими державами или те, к которым они имеют отношение. Поэтому он полагает: свободные, откровенные и дружеские обсуждения в Совете не вызовут конфликтов между великими державами, а будут служить укреплению доверия, которое они испытывают друг к другу и к справедливости своей политики.

После дискуссии советское правительство в тот же день внезапно изменило позицию. В разгар дневной встречи глав государств 7 февраля Молотов заявил, что советское правительство, выслушав объяснительный отчет Стеттиниуса и замечания Черчилля, признало предложения американцев полностью гарантирующими единство великих держав в вопросе о сохранении мира. Поэтому, сказал он. верное духу решений, принятых в Думбартон-Окс, советское правительство согласится с ними.

Всех обрадовало это заявление. В Ялте, сказал президент, сделан великий шаг вперед, который будут приветствовать все народы мира. Премьер-министр поблагодарил за поступок, который принесет всем нациям радость и облегчение.

После того как было принято предложение по голосованию в Совете Безопасности, Молотов попросил быстро обсудить требование, выдвинутое в Думбартон-Окс о принятии в новую организацию всех или некоторых республик, входящих в Союз Советских Социалистических Республик, на правах самостоятельных членов с получением мест в ассамблее. Он уточнил, что теперь просит, чтобы были приняты не все шестнадцать республик, а по меньшей мере только три: Украина, Белоруссия и Литва. Требование он оправдал сравнением с числом голосов в ассамблее, которое будут иметь члены Британского Содружества, размером этих советских республик, ролью, которые они сыграли в войне, и тем обстоятельством, что по недавно исправленной советской конституции им предоставлено право поддержания независимых отношений с иностранными правительствами.

Президент лишь сказал, что он рассматривал этот вопрос как один из многих, касающихся принятия стран, пока не являющихся членами Объединенных Наций, и его еще должны рассмотреть министры иностранных дел. Черчилль заявил, что, помня о роли. которую британские доминионы добровольно сыграли в войне, он понимает требование Советского Союза, но попросил время, чтобы посоветоваться с Лондоном прежде, чем выразить более определенное мнение.

В результате дискуссии министров иностранных дел 10 февраля ими был составлен отчет, который утвердили главы государств, где один из пунктов гласил: «Конференция [то есть Учредительная конференция] определит список самостоятельных членов организации. На этом этапе делегаты от Соединенного Королевства и Соединенных Штатов Америки предложат принять в качестве самостоятельных членов две советские социалистические республики».

Президента убедили, что это не только не нанесет никакого вреда, а, напротив, сможет привести к более надежному сотрудничеству Советского Союза с другими странами Объединенных Наций. Но, согласившись с этим, Рузвельт, без обсуждений со Сталиным, ясно намекнул, что прекрасно понимает: за новой формулировкой скрывается отход от согласованных стандартов. Вопрос, сказал он, заключается не в принятии новых стран в Организацию Объединенных Наций, а о предоставлении одной из великих держав трех голосов в ассамблее вместо одного. Позже, вечером 10 февраля, он увидел некоторых своих американских коллег очень расстроенными возможным недовольством, которое может вызвать у них на родине этот компромисс. Бирнс, бывший член сената, волновался, вспоминая, как Рузвельт посмеивался над требованием Советского Союза во время беседы с членами Комитета по международным отношениям сената перед отъездом в Ялту. Он и Эдвард Флинн, лидер демократической организации в Нью-Йорке, даже боялись подумать, как поведут себя ирландцы в больших западных городах, узнав о соглашении, согласно которому члены Британского Сообщества будут иметь в ассамблее шесть голосов, СССР – три голоса, а Соединенные Штаты только один. Поэтому, чтобы иметь возможность успокоить народ Соединенных Штатов, президент написал письмо Сталину. Он объяснил, что согласие, которое он дал, может вызвать политические беспорядки в его стране. Чтобы заставить американский народ и конгресс поддержать его согласие, ему придется просить о дополнительных голосах для Соединенных Штатов. Тот же вопрос он задал и Черчиллю. Оба тотчас же ответили, что не возражают и, если понадобится, помогут это осуществить.

Вопрос о включении в хартию условий опеки, осуществляемой Организацией Объединенных Наций, был улажен в том же духе дружеского компромисса.

Рузвельт все время оставался верным своему принципу и одобрил усилие, предпринятое в Ялте для того, чтобы, по крайней мере, гарантировать идее политическую поддержку. Стеттиниус 9 февраля предложил, чтобы в приглашениях на Учредительное собрание, посланных министрам иностранных дел, в одном из параграфов было записано: «Вышеназванные правительства договорились, что, по их мнению, на предстоящей конференции желательно обсудить включение в будущую хартию положений, касающихся территориальной опеки и зависимых регионов». Но Идеи не согласился с этим, а Молотов казался безразличным.

Когда вопрос был вынесен на рассмотрение трех глав государств, Черчилль выступил с резким комментарием, назвав это предложение «замаскированной дубиной, занесенной над Британской империей». Можно смело сделать вывод, что он имел в виду не только именно это предложение, но и весь поток призывов вырваться на свободу, обращенный к народам, живущим под контролем Британской империи. Он заявил, что ни при каких обстоятельствах он не согласится, чтобы сорок или пятьдесят наций решали вопрос о существовании Британской империи. Учитывая заслуги империи во время войны, пока он остается премьер-министром, он не допустит, чтобы это предложение коснулось хоть одного клочка британской территории, как и того, чтобы представитель Великобритании отправился на конференцию, где будет посажен на скамью подсудимых и ему придется доказывать свое право жить в мире, который пытается спасти Британская империя.