Герберт Фейс - Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились

«Благодарю Вас за Ваше искреннее объяснение советской точки зрения в отношении бернского инцидента, который, как теперь представляется, поблек и отошел в прошлое, не принеся какой-либо пользы. Во всяком случае, не должно быть взаимного недоверия, и незначительные недоразумения такого характера не должны возникать в будущем. Я уверен, что, когда наши армии вступят в контакт в Германии и объединятся в полностью координированном наступлении, нацистские армии распадутся».

Гарриман, прежде чем передавать это послание Сталину, спросил президента, не хочет ли он опустить слово «незначительные». По его мнению, оно может быть неправильно понято в Москве, и он считает, что недоразумение было «крупным». Рузвельт ответил, что опускать ничего не нужно, поскольку он хочет считать случившееся недоразумением.

Одновременно он написал Черчиллю:

«Я бы свел к минимуму основную советскую проблему, так как эти проблемы, в той или иной форме, похоже, возникают каждый день, и большинство из них разрешаются, как в случае со встречей в Берне. Однако мы должны быть твердыми, ведь до сих пор мы шли по верному пути».

Нигде яснее, чем в этом последнем послании Сталину, не проявился оптимизм Рузвельта, с которым он брался за урегулирование наших отношений с советским правительством. Он собирался действовать исходя из предпосылки, что терпением, доказательствами доброй воли и честной цели можно победить недоверие советских властей и они, на благо всего человечества, станут добрыми партнерами. К этому он стремился до последнего вздоха. Это, наверное, было нелегко, учитывая отрицательные ответы Сталина на многие вопросы. Кроме того, к концу жизни на него могло повлиять навязываемое ему мнение, будто советское правительство надо вести по верному пути не дружбой и великодушием, а противостоянием и обходиться с ним методом кнута и пряника. Подобный совет ему дал один из его самых близких помощников. Черчилль придерживался именно такого мнения, но на самом деле британский лидер и не менял его. Он сдерживался лишь из военных соображений, прекрасно сознавая необходимость поддержания дружеских отношений с советским правительством.

Причины изменения нашего способа обхождения с советским правительством, вероятно, яснее всего отражены в двух посланиях. которые Гарриман отправил из Москвы Стеттиниусу. Первое было отправлено 4 апреля, на следующий день после обвинительного послания Сталина, касающегося переговоров в Берне, и выражено в комментарии по поводу американской политики в области поставок продовольствия. В пересказе оно выглядит примерно так:

«Что касается политики, мы теперь имеем множество доказательств того, что советское правительство все вопросы рассматривает с точки зрения своих эгоистических интересов. Русские представили в выгодном для себя свете сложную ситуацию с продовольствием в регионах, освобожденных нашими войсками, таких, как Италия, Бельгия и Франция… В регионах, находящихся в нашей зоне ответственности, коммунистические партии и их сторонники используют экономические трудности для подрыва влияния западных союзников и содействия концепциям и политике Советского Союза… Советский Союз и правительства меньшинства, которые Советы навязывают народам Восточной Европы, имеют цели прямо противоположные нашим. Мы должны признать, что советская программа является установлением тоталитаризма, кладущим конец личной свободе и демократии, которую мы любим и уважаем».

Второе послание (отправленное 6 апреля) в аналитической мысли зашло дальше. «Уже в течение нескольких месяцев заметно, – говорилось в нем, – что советское правительство в своей внешней политике придерживается трех линий:

1. Всеобъемлющее сотрудничество с Соединенными Штатами и Британией во всемирной организации безопасности;

2. Создание собственного кольца безопасности путем установлением господства в пограничных государствах;

3. Проникновение в другие страны путем насилия над демократическими процессами с помощью местных коммунистических партий и использования экономических трудностей.

Остается надежда, что советское правительство ради продолжительного сотрудничества ограничит свои цели, нарушающие равновесие. Но оно, конечно, на это не пойдет; оно, безусловно, сделает все возможное, что бы ни ожидалось от всемирной организации мира, чтобы создать кольцо безопасности вокруг Советского Союза путем контроля над пограничными государствами».

«По крайней мере, – продолжал посол, – советское правительство уверено, что ему удастся заставить нас согласиться с этим. Поэтому, когда мы сопротивляемся, оно платит нам тем же, например, когда Сталин отказался послать Молотова на конференцию в Сан-Франциско, хотя знал, какое значение мы придаем ее успеху. Есть много доказательств того, что наше отношение, которое я считаю великодушным и тактичным, рассматривалось как признак нашей слабости и потребности в сотрудничестве с ними. Урок, преподанный Москве, заключается в том, что мы должны платить той же монетой: мы должны отстаивать позиции, неприятные для советских властей, если они будут отстаивать позиции, неприятные для нас; и причинять им вред, если они причинят вред нам. Именно таким образом, кажется мне, нам удастся заключить соглашение с Советским Союзом на приемлемых условиях». Посол добавил, что, предлагая этот совет, он надеется, что его не поймут превратно. «До недавнего времени спорные вопросы, возникавшие у нас с Советами, были относительно мелкими в сравнении с их вкладом в войну, но теперь нам надо устанавливать новые отношения. Я, как Вам известно, являюсь самым серьезным защитником наиболее тесных взаимопониманий с Советским Союзом, поэтому я лишь пытаюсь найти лучший способ достижения этого взаимопонимания».

Это мнение о необходимости изменения основы отношений с советским правительством постепенно переросло в твердое убеждение, разделяемое послом Гарриманом и генералом Дином. Посла больше всего шокировала и встревожила его неудачная попытка заключить в комиссии соглашение по реорганизации польского правительства. Кроме того, на его чувства и суждения повлияли многие действия Советского Союза, которые он считал недружественными и алчными. Вот некоторые из них:

1. Отказ на нашу просьбу послать в Польшу контактные команды с целью помощи в эвакуации военнопленных американцев, противоречащий соглашению, заключенному в Ялте.

2. Закрытие аэродрома в Полтаве на том основании, что он стал неэффективным. Это оправдывало задержание летчиков, последовавшее после нескольких признанных инцидентов, когда они помогали польскому подполью и даже поспособствовали нескольким людям бежать из Польши.