Нина Берберова - Дело Кравченко

Председатель: Ну, не все ли вам равно?

Кравченко: Мы занимаемся моей книгой, а не статьями. Какое вам дело?

Матарассо: Сколько в этих статьях писали вы и сколько Дон-Левин?

Кравченко: Вы просто теряете время!

Матарассо: В сентябре 1944 г. «Новое Русское Слово» в Нью-Йорке писало о Кравченко, что, он «живет на вилле видного русского эмигранта и пишет книгу». Это была вилла Дон-Левина?

Кравченко: Эта газета оказала нечаянную услугу советской полиции. Я написал в эту газету опровержение. Ни у какого «крупного эмигранта» я не жил. Кстати, газета почерпнула свои сведения из монархического источника. А, кроме того, Дон-Левин — не русский эмигрант.

Председатель (к Матарассо): Куда вы клоните? Мне кажется, это было бы всем нам интересно знать. Предположим, что он был друг Дон Левина. Что же это доказывает?

Матарассо: Статья в «Америкэн Меркури» в октябре 1944 года была ваша?

Кравченко: Не помню. Да это было и не в октябре!

Матарассо: Ну, не в октябре, так в другое время.

Кравченко: Зачем же вы сказали «в октябре»? Вы плохо ведете вашу роль. Разве я не вправе был напечатать статьи, где хотел? Потом я их частично использовал для своей книги.

Меня не интересует, что вы, например, делали до этого процесса и что будете делать потом. Меня интересует сейчас диффамация Сима Томаса.

Матарассо: В 1945 году прошел слух, что Лайонс, известный американский журналист, был автором вашей книги. Послали ли вы в газеты опровержение?

Кравченко: Когда я слышу о себе какие-то слухи, я не пишу опровержений. «Лэттр Франсэз» утверждала обо мне ложь в статье Сима Томаса, тогда я начал процесс. На слухи я не реагирую. Кто вообще реагирует на сплетни?

Матарассо: Но «Дэйли Уоркер» перепечатал это сообщение.

Кравченко: Я «Дэйли Уоркер» читал два раза в своей жизни. Больше не читаю.

Председатель (к Матарассо): Неужели вы думаете, в самом деле, что все это так интересно?

Матарассо: Но знакомы ли вы с Лайонсом?

Кравченко: Да, я познакомился с ним в июле 1944 года.

Матарассо: О Лайонсе, как об авторе вашей книги, было в прессе.

Кравченко: Но вы, т. е. Сим Томас, не говорили в вашей диффамационной статье о Лайонсе. Зачем же столько сейчас о нем говорить?

Мэтр Изар: Что Лайонс, меньшевик, что ли? Сим Томас писал, что книгу Кравченко написали меньшевики. (Смех.)

Кравченко: Нахальство моих противников не имеет границ. Кто здесь обвиняемый?

Вюрмсер (кричит с места): Он — инструмент!

Мэтр Изар: А вы не инструмент, что ли?

Сильный спор адвокатов. Слышен голос Изара:

— Не вы судите здесь, а мы судим.

Перестрелка приобретает весьма острые формы. Чтобы успокоить всех, мэтр Изар начинает читать письмо г-на Марка Хиной, живущего в Америке с 1912 года, натурализовавшегося в 1922 году. У него в доме жил Кравченко, работал над своей книгой. Ему г. Хиной сдал комнату с пансионом. В письме указывается, что Кравченко был честен, аккуратен, скромен, трудолюбив и т. д.

Матарассо: Мы хотели бы знать, как и когда был Кравченко допрошен американской полицией?

Кравченко: Зачем он меня об этом спрашивает, честно говоря?

Матарассо: Мы хотели бы знать, как и где его охраняли?

Мэтр Изар: Его охраняли, и хорошо делали. Вспомним некоторые случаи… Троцкий, например…

Матарассо повторяет свой вопрос.

Председатель: Он уже вам ответил «нет». (Смех.)

Кравченко: Пусть г. Матарассо обратится к американской полиции. Да, я был ею опрошен через 3–4 дня после моего ухода из посольства. Вы хотите знать, какой у меня паспорт? Палата представителей обсуждала мою натурализацию, но сенат еще не обсудил ее. У меня есть документ, по которому я живу. Америка — свободное государство. Никто ни разу не спросил меня о паспорте в этой стране. В СССР без документа нельзя переехать из одного города в другой. У меня же «право жительства» еще то, которое мне выдали, когда я был на службе в советском посольстве. (Сенсация в публике.)

Адвокаты «Л. Ф.» продолжают свои вопросы. В них идет речь о средствах Кравченко к существованию, о его статьях, напечатанных в свое время в различных американских газетах, об его отце…

Председатель: Я позволю себе заметить вам… Мне кажется, что довольно вопросов.

Но адвокаты продолжают дальше. Они, видимо, либо слишком бегло прочли книгу Кравченко, либо ее забыли, потому что на большинство вопросов отвечено уже в книге, о чем председатель им все время напоминает.

Мэтр Изар: Если вы припасли какие-нибудь новые советские документы, то обнародуйте их! Это ускорит дело.

Но адвокаты «Л. Ф.» никаких документов не предъявляют.

После перерыва возобновляются вопросы, которые мэтры Матарассо и Брюгье ставят Кравченко. Мэтр Нордманн отсутствует — не то по болезни, не то изучает рукопись, и его отсутствие чрезвычайно заметно: меньше яда, меньше злобы, но зато и меньше силы.

Матарассо и Брюгье делают упор на ничтожных мелочах, которые сердят председателя и вызывают скуку в зале.

Долгий разговор происходит по поводу друга Кравченко, Карнаухова. Адвокаты упрекают Кравченко в том, что он «не все написал» в своей книге, или «не так написал». Или находят, что главы книги не совпадают со статьями, напечатанными в газетах, или что «можно было написать иначе».

Кравченко по поводу всего готов рассказать подробности, которые он в свое время упустил, «иначе книга была бы в десять раз длиннее». Так, он рассказывает о случае изнасилования студентами нищенки.

Адвокаты желают затем говорить о показаниях, которые Кравченко давал комиссии по расследованию антиамериканских действий.

Мэтр Изар: Мы будем отвечать только на вопросы о книге.

Матарассо: Он лгал этой комиссии. Его будут преследовать в Америке за ложные показания!

Мэтр Изар: Вы — НКВД, я уже это сказал. Где ваш Сим Томас?

Матарассо: Пусть он ответит о своих показаниях комиссии!

Кравченко: Я буду отвечать только по поводу книги.

Вюрмсер: Завода, о котором он говорил комиссии, не существует!

Мэтр Изар: Это ваш Сим Томас не существует!

Опять — перестрелка адвокатов.

Вюрмсер (кричит): Назовите завод!

Мэтр Изар: Покажите нам Сэма Томаса!

Адвокаты Кравченко указывают на ошибки французского перевода книги, разговор переходит на тему о совнаркоме.

Мэтр Брюгье: Я хочу задать еще один вопрос: свидетелю Колыбалову Кравченко обещал «сорвать голову», когда он вернется в Россию. Как Кравченко думает вернуться в Россию?

Кравченко: Я верю, что вернусь в освобожденную Россию, иначе моя жизнь не имела бы смысла. Я верю в то, что мир вздохнет свободно. В этом смысл моей борьбы. Для вас Россия — машина, для меня — в России важен человек.

Брюгье: Я знаю, как он надеется «освободить» Россию: он — человек войны! Но французский народ не пойдет воевать за Кравченко!