Илья Эренбург - Летопись мужества

Армия де Голля показала себя достойной великих традиций: в Африке сражались дети героев Марны и Вердена. Но с де Голлём не только его полки, с ним рыбаки Бретани и виноделы Прованса, с ним рабочие и ученые, студенты и старики, женщины и подростки, с ним бессмертный Париж.

Каждый день все громче и громче звучит голос французского народа. Напрасно адмирал Дарлан режет головы французским патриотам. Кровь мучеников — это семя: так всходят новые герои. Не адмиралу на минеральных водах уничтожить душу народа, создавшего «Марсельезу». На стенах Парижа висит объявление: тридцать тысяч франков обещают немцы доносчикам. Тридцать сребреников… Но все иуды уже давно на местах как штатные доносчики — в Париже или в Виши. А добровольных доносчиков нет. Ветер рвет клочья презренных афиш.

Каждый день немцы вывозят из Франции дивизии, орудия, пулеметы. Русский народ принял на себя основной удар врага. Мы убиваем тех, кто унизил Францию. Мы убиваем тех, кто сжег Руан. Мы убиваем тех, кто осквернил Париж. Мы убиваем тех, кто на бреющем полете убивал французских женщин и детей. Мы убиваем покровителей Лаваля и хозяев Дарлана. Мы убиваем каждый день тысячи и тысячи гитлеровцев. Мы находим на них следы их преступлений, дневники, в которых они рассказывают, как они измывались над французами в Аваллоне и Аррасе, в Нанте и в Нанси. Мы находим на них французское добро, медальоны и табакерки, слезы и кровь разграбленной, замученной Франции.

С радостью русский народ и Красная Армия узнали о признании генерала де Голля нашим правительством. Ничто не могло ослабить нашу любовь к Франции. Мне приходилось сотни раз рассказывать о падении Парижа студентам, рабочим, бойцам Красной Армии, и повсюду я видел глаза, полные гневом и надеждой. Мы знаем, что Франция жива, что никогда тирольскому маляру не поставить на колени народ Вальми, народ Гюго, народ Жореса, народ Вердена.

Многие французы слышали, как хор Красной Армии исполняет «Марсельезу». Это не только гимн свободной Франции, это и французский гимн всечеловеческой свободе. Он заставляет чаще биться все сердца, влюбленные в свободу.

За Францию умер Жан Катла, герой прошлой войны, солдат 72-го пехотного полка и депутат парламента. За Францию и за свободу.

За Францию и за свободу отдал свою жизнь молодой Колетт.

За Францию и за свободу сражались солдаты де Голля у Мурзука.

За Францию и за свободу борется весь французский народ.

Ему салютуют русские орудия на берегах Невы и Днепра. Мы сражаемся за нашу родину и за свободу мира. Мы сражаемся за наши сады и за освобождение Европы. Мы сражаемся за нашу независимость и за вечную Францию.

Там, за Смоленском, дальше на запад, за логовом зверя — Берлином, за развалинами Рура — Франция, мой любимый Париж. Мы слышим, как бьется сердце Франции. Близится час последнего боя. В ночи с западным ветром доходят до нас слова великого Гюго:

Немцы говорят о начале новых военных операций. Подождем несколько дней. Не в первый раз Гитлер утешает свой народ обещаниями близкой развязки…

Я хочу сейчас окинуть взглядом не линию фронта с ее загадочными изгибами, но нашу страну.

Прошло пятнадцать недель. Мы много пережили. Цветущие области превратились в пустыню. Не узнать теперь городов — они замаскировались. Не узнать друзей в военной форме. Наше сопротивление изумило мир. Немецкие газеты должны ежедневно объяснять своим читателям, почему поход на Москву не похож на другие походы.

Я много ездил, видел фронт и тыл. Каждый день я встречаюсь с разными людьми: с командирами и бойцами, с учеными и с рабочими, с писателями и с колхозниками, с героями и с обывателями. Я хочу беспристрастно, на час отрешившись от гнева и веры, рассказать о существе нашего сопротивления.

Большой русский поэт Тютчев сто лет тому назад писал: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…» История нашего народа полна для чужестранца темнотами.

В глубине дремучих лесов люди когда-то создавали дивные города и храмы, гармоничные и светлые, как древняя Эллада. Среди суровых морозов родилась солнечная поэзия Пушкина. В эпоху мрачного изуверства самодержцев русская интеллигенция была передовой. В начале этого века у наших крестьян еще были курные избы и лучины. Но Россия тогда правила передовыми умами человечества: мир ждал, что скажет Толстой.

Я знаю, на что способен русский народ. В 1919 году я видал, как люди толкали руками вагоны — не было паровозов. В 1932 году я видал, как в сибирской тайге строили Кузнецкий завод. Это было настоящей войной: с землянками и с героями, с лишениями и с мучениками.

Война для нашего народа не вскрик, но долгая и тягучая песня. Мы столько мучились, чтобы сменить лапти на сапоги. Мы так гордились электрическими лампочками в деревне.

Но вот настал час, и как смутное атавистическое видение встала перед народом война, ее темь, ее прощания на вокзалах, ее бессонница, ее окопы. Не лишения могут запугать этот народ.

Русский народ никогда не был националистом… Мы не чванливы по природе. Война у нас доходила до сознания народа только как защита своей земли. Так было при Наполеоне. Так случилось и теперь.

Жизнь каждого изменилась. Старухи вяжут и, зевая, кряхтят: «Кажется, фугаска…» Они ковыляют по улицам среди грохота зениток. Они боятся мышей и сквозняка, но не бомб. Дети, играя, тушат зажигалки. Когда воздушная тревога прерывает спектакль, зрители возмущены: они хотят знать, что случилось с героиней — полюбила она героя или нет.

Множество людей ночуют на заводах, в учреждениях, на складах: одни потому, что они так отчаянно работают, что грех потерять два часа на передвижение, другие потому, что они стерегут добро, не хотят на минуту оставить станок или цейхгауз. Это странная жизнь, полусон, военный бивуак. Но пойдите в театр, — все принарядились, и не узнать в балетомане, восхищенном «пуантами», инженера, который спит по три часа в сутки на складной кровати в цеху.

Под бомбами железнодорожники сцепляют вагоны, грузят снаряды, ведут поезда сквозь темные осенние ночи. Когда падают бомбы, люди ругаются, отряхиваются и продолжают работу.

Поговорите с железнодорожником. Он поворчит, что нет его любимого сорта папирос, что ночи холодные, что ему не нравится музыка радиопередач. А это — настоящий герой. Он спас позавчера четыре вагона со снарядами. Только тоскливый вздох расскажет о том, что он не знает, где его семья, — он из Киева…

Что такое партизаны? Обыкновенные русские люди. Их борьба органична — так сопротивляется земля. В ней враги завязают. Через линию фронта каждый день переходят люди. Ползут, чтобы сообщить, где батарея или аэродром противника. Приходят глубокие старики, смутно бормочут: «Там у немца самолеты…» Приходят дети с чертежами.