Питер Бискинд - Беспечные ездоки, бешеные быки

Перед блокбастерами стояла задача понравиться всем и сразу. И «Звёздные войны», наряду с «Крёстным отцом», «Изгоняющим дьявола» и «Челюстями», с ней прекрасно справились, обращаясь одновременно как к левым, так и к правым, зачастую мешая в кучу противоречащие друг другу идеи. В роли адресата выступало и поколение «бума рождаемости», на которое пришлись годы войны во Вьетнаме, и следующее за ним, представителям которого война казалась уже событием за дымкой истории. Сказочный зачин — «В некоторой далёкой галактике…» — никого не вводил в заблуждение — вьетнамские аллюзии картины Лукаса вполне очевидны. Человек по натуре консервативный — предусмотрительный в действиях, не употребляющий наркотики, а, главное, аполитичный, — Лукас с его врождённым неприятием диктата и вечными стычками с руководством студий, естественным образом попадал в категорию «птенцов контркультуры», Карлоса Кастанеды и Тома Хейдена [154] Том Хейден (р. 1940 г.) — леворадикальный общественный и политический деятель 1960-х гг. Первый председатель организации «Студенты за демократическое общество», активный участник движения за гражданские права, один из лидеров движения «новых левых» и антивоенного движения. Во время Вьетнамской войны неоднократно совершал поездки в Северный Вьетнам. . Если вслед за режиссёром допустить, что его Император — это Никсон, то вся трилогия, пусть и с определённой долей условности, представляется аллегорией беспокойного десятилетия, на протяжении которого он формировался как профессионал. Тогда огромная могущественная Империя не что иное, как Соединённые Штаты (конкретнее — Голливуд), а повстанцы в лохмотьях и непонятным оружием в руках — вьетконговцы (молодёжь «нового» Голливуда). Едва намеченная в «Звёздных войнах» тема получила развитие в ленте «Возвращение Джедая». Здесь, скрывающиеся в лесах маленькие, пушистые иуоки, партизаны, с камнями и палками противостоят вооружённым до зубов воинам Империи — чем не кинематографическая иллюстрация лозунга 60-х годов «Человек сильнее техники».

Между тем оригинальные луддиты «Звёздных войн» довольно органично выглядят в холодном, вылизанном до тошноты мире хай-тека, в стилистике которого, в общем-то, и выдержан фильм. Как справедливо заметил Милиус: ««Звёздные войны» отправили на свалку последние атрибуты контркультуры, вернув нашим детям утраченный было вкус к передовым технологиям».

Более того, в отличие от маститых Олтмена, Пенна, Скорсезе или Хоппера, хоронивших кинематографические жанры, Лукас вкупе со Спилбергом, объединяя на экране потрясающие по силе воздействия спецэффекты, введённые в оборот ещё Кубриком, с простотой сериалов 30-х годов, возрождал их.

Режиссёр понимал, что принятие зрителем жанрового деления и других условностей кинематографа определяется готовностью общества жить по правилам, утраченным за 60-е годы. Лукас просто воссоздавал и утверждал справедливость простых истин и ценностей. Своим манихейским нравственным фундаментализмом, проводя чёткую грань между чёрным и белым, «Звёздные войны» вернули былую прелесть таким понятий, как героизм и индивидуализм. После пятилетки засилья характерного и проблемного кинематографа с несчастливым концом, рваным повествованием, обязательными реминисценциями и психоделическими вставками, Лукас утверждал право на существование прямого, без подтекста, киноязыка, на котором общаются герои только двух противоборствующих сторон, причём у положительных и приключения оканчиваются счастливо. Лэдд заметил по этому поводу, что Лукас «напомнил людям, что незазорно искренне переживать за судьбу героя, живо реагировать, аплодировать, а где-то и покричать». На съёмках Лукас настаивал, чтобы актёры произносили даже самые невероятные диалоги, что называется, в лоб, без гримас и ёрничества. «Моё поколение вернуло в жизнь толику невинности… Знаете, циником быть легко. Трудно по старинке оставаться сентиментальным», — резюмирует Милиус.

Правда, изюминкой «Звёздных войн» оказалось всё же не возвращение на экран простого рассказа. Хотя события и чередовались, как нанизанные одна на другую бусинки незамысловатого украшения, главными здесь были именно бусинки-эпизоды, а не скрепляющая их сюжетная нить. «Я приверженец чистого кино, — говорит Лукас. — Текст, диалоги не так важны для меня. Потому что я, скорее, режиссёр видеоряда и мне гораздо интереснее передавать на экране чувства, а не идеи».

Младше Копполы всего на 6 — 7 лет, Лукас и Спилберг по сравнению с ним казались людьми из другой галактики. Коппола, с детства впитавший дух Нью-Йорка, привнёс в Голливуд 70-х всё присущее «городу умников» [155] «Город умников» — шутливое название Нью-Йорка в комиксах и рассказах о Бэтмане. . Лукас же со Спилбергом, как и положено провинциалам да обитателям предместий крупных городов, в попытке отвоевать и подмять под себя Голливуд насаждали соответствующие порядки. Отличало режиссёров и ещё кое-что, впрочем, возможно, имевшее решающее значение. Коппола рос в мире литературных героев, разбирался в драме и романистике и, помогая Лукасу с «ТНХ», настойчиво советовал пользоваться сюжетами классиков, например, Шекспира, что сам с блеском продемонстрировал в «Крёстном отце», а позже в «Апокалипсисе», удачно интерпретировав роман Джозефа Конрада. Коллеги же почти не обращали внимания на литературные тропы предшественников. «Я обожаю рассказывать графически, а не репликами, — объясняет свою позицию Лукас. — Слова хороши в театре, но не в кино».

Заслуга Лукаса в том, что для постановки типично американской халтуры он сумел применить мастерский монтаж Эйзенштейна и технический авангардизм Брюса Коннера, правда, лишив метод первого марксистского идеологического флёра, а второго — едкой иронии. «Звёздные войны» открыли миру кино эпизода и образа, чувственных раздражителей, которые всё больше отдалялись от канвы повествования. Именно поэтому персонажи и ситуации так быстро перекочевали в видеоигры. Если хотите, картина осуществила гигантский скачок в 80-е и 90-е годы — эру музыкального видео (где отсутствует текст как таковой) и видеомагнитофонов, позволивших пользователю в режиме ускоренного просмотра вообще не обращать внимания на диалоги.

Когда всё уже было сказано и показано, Лукас со Спилбергом вернули зрителя, уже ставшего было гурманом на блюдах утончённой диеты европейской «новой волны» и «нового» Голливуда, в мир простых истин «Золотого века» кинематографа, царивший до 60-х годов XX столетия. Тот мир, что Лукас запечатлел в «Американских граффити». Словно очутившись в Зазеркалье, режиссёры стали снимать фильмы-противоположности работам сверстников. Как верно первой подметила Кэйл, они сначала низвели зрителя до уровня ребёнка, а затем подавили его органы чувств мощным звуком и зрелищем, чтобы не осталось места ни иронии, ни критическому взгляду на эстетическую несостоятельность фильмов. «Зачистка» массового кинематографа оказалась настолько эффективной, что даже в 1997 году, при повторном выходе в прокат «Звёздных войн» одновременно в 2-х тысячах кинотеатров, трилогия смогла принести 250 миллионов долларов. Параллельный повторный показ «Крестного отца», картины гораздо более высокого уровня, прошёл до неприличия скромно. Выходит, что все мы — дети Лукаса, а не Копполы.