Хайнц Хёне - СС. Орден «Мертвая голова»

Первая установка Вирта открылась в Вельске 17 марта 1942 года. Оборудованная шестью камерами, она была рассчитана на 15 тысяч человек в день. В апреле – Собиборский лагерь у границы с украинским рейхскомиссариатом – 20 тысяч в день; затем – Треблинка в 75 милях от Варшавы, самый большой лагерь Вирта: 30 камер, 25 тысяч человек в день. Наконец, осенью 1942 года газовые камеры были установлены в уже существовавшем Люблинском концлагере, известном также как Майданек. Вирт осуществлял технический контроль над всеми эсэсовскими средствами массового убийства в Польше и все увеличивал их «пропускную способность» – доказательство собственной компетенции, которая принесла ему титул некоронованного короля польских ликвидаторов евреев.

Между тем в жутком мире лагерей смерти у Вирта появились конкуренты, прежде всего – в Верхней Силезии, в Освенциме, крупнейшем концлагере в оккупированной немцами Восточной Европе. Персонал Освенцима был решительно настроен превзойти Вирта в создании методов уничтожения и спихнуть его с пьедестала, где он стоял в гордом одиночестве. Они обнаружили новое отравляющее вещество, полностью подтверждающее теорию, что уничтожение евреев равнозначно уничтожению сорняков и вредных насекомых. Это был газ «Циклон-Б», свободно продаваемый как средство против паразитов, с маркой немецкой компании по производству пестицидов. С «Циклоном-Б» удобнее было работать оператору: надев противогаз, ему всего-то и нужно было вскрыть банку и распылить содержимое. И через несколько минут жертвы мертвы.

В августе 1942 года оберштурмфюрер Герштейн, связанный с торговлей химикатами, и Рольф Гюнтер, известный как Эйхман номер два, прибыли в Вельский лагерь проверить действенность методов Вирта. Сам Герштейн писал об этом следующее:

«Прибывает поезд. Налетают 200 украинцев, они отворяют двери и выгоняют людей из вагонов кнутами. По громкоговорителю объявляют приказ: всем снять с себя все полностью, включая протезы, очки и т. д. Женщин и девушек парикмахер остригает двумя-тремя взмахами ножниц и собирает волосы в мешок. Потом вся эта процессия – мужчины, женщины, дети – все обнаженные, впереди – необыкновенно хорошенькая девушка – движется по направлению к камерам смерти. Подходят к ступенькам, топчутся… И никто не говорит ни слова, только одна еврейка лет сорока, с горящими глазами, кричит, что пролитая здесь кровь падет на голову убийц. Она получает пять или шесть ударов кнутом по лицу. И исчезает в камере, как и остальные. Каждую камеру набивают до отказа – это приказ Вирта. Они стоят друг – друга на ногах. Наконец-то я понимаю, почему вся установ ка называется „системой Хекенхольта“. Это мелкий механик, который водит дизельный автомобиль, он и сконструировал установку. Жертвы умирают от дизельных выхлопных газов».

Запуск двигателя становится моментом величайшего позора для Вирта. Мотор отказывается работать. Герштейн достает часы и меряет позор Вирта в секундах, минутах, часах.

«Появляется Вирт, – пишет далее Герштейн. – Он крайне смущен и раздосадован: надо же такому случиться как раз в тот день, когда я здесь. Да, я здесь! И все вижу! Смотрю на часы: 51 минута и 10 секунд а двигатель не включился. Люди в газовых камерах ждут. Напрасно! Нам слышны стоны и плач. Вирт отхлестал стеком по лицу украинца, помощника механика. Через 2 часа 49 минут – время я засек точно – двигатель заработал. Проходит еще 25 минут. Проверка – многие уже умерли – это можно видеть в глазок, когда в газовой камере ненадолго включается свет. Но кое-кто еще жив… Наконец, через 32 минуты в живых не остается никого. Когда подсобники раздвигают задние двери, мертвые тела стоят как мраморные статуи. Камера набита так плотно, что они не могут упасть или даже склониться…»

Для энтузиастов «Циклона-Б» этого было достаточно. Вирт потерял свое первенство. С этого времени Освенцим и лагеря Вирта находились в состоянии войны, и не было человека счастливее Рудольфа Гесса, коменданта Освенцима. В своей автобиографии он писал: «Должен признать, что процесс применения газа произвел на меня успокаивающее действие. Меня всегда ужасали расстрелы большого числа людей, включая детей и женщин. Я испытал облегчение, что теперь мы все избавлены от этой кровавой бани».

Началось интенсивное уничтожение польских евреев. Гиммлер дал «зеленый свет». Немецкая полиция, вспомогательные силы из местных и организованная немцами Еврейская служба законности и порядка перегоняли евреев из гетто в шесть лагерей смерти. 19 июля 1942 года Гиммлер писал Крюгеру в Краков: «Я отдал команду закончить переселение всего еврейского населения генерал-губернаторства до 31 декабря 1942 года».

На фабрики смерти уже отправлялись процессии обреченных, и гетто пустели одно за другим, когда вдруг возникли новые внешние обстоятельства, грозившие помешать массовому уничтожению. Во второй раз за короткий срок немецкой оккупации Польши вермахт восстал против безумного «Окончательного решения».

В отличие от своих товарищей на территории СССР, которые были обозлены партизанской войной, армейские офицеры в Польше попытались, как могли, защитить евреев. Их аргумент, как они рассчитывали, должен произвести впечатление даже на расовых фанатиков: «Окончательное решение» лишит вермахт и немецкую военную промышленность на Востоке рабочей силы, необходимой для производства вооружений. Гейдрих предвидел подобные возражения. Еще в октябре 1941 года он с уверенностью говорил: «Есть риск, что появится много жалоб по экономическим причинам, будут ныть, что евреи – это незаменимая рабочая сила, и никто и пальцем не пошевелит, чтобы найти альтернативу». И вот теперь барон фон Гинант, главнокомандующий Польским военным округом, и полковник Фретер, глава Варшавской комиссии по вооружениям, поступили именно так, как предсказывал Гейдрих.

Они не питали иллюзий по поводу так называемого «переселения» евреев. Если это просто переселение, то с чего бы Глобочнику заявлять, что «это самое секретное дело из всех, которыми мы заняты в настоящее время». В июле капитан Хаслер спросил полковника, правда ли, что идет ликвидация евреев. Фретер промолчал, но Хаслер настаивал: «То, что здесь творится, – это преступление против закона, а с христианской точки зрения – большой грех. И однажды наступит возмездие». Фретер сказал Хаслеру, что у него есть три пути: открыто выражать свое мнение, отдавая себе отчет, что это может стоить ему жизни; второе – подать рапорт по болезни; и третье – остаться с ним, Фретером, помогая Комиссии по вооружениям сделать то, что в ее силах. Капитан Хаслер остался.

Понимая, что затевают военные, Крюгер решил их упредить. Он согласился с Инспекцией по вооружениям ОКБ, что еврейскую рабочую силу следует временно сохранить, но евреи, работающие на заводах или в лагерях, должны будут жить в бараках под охраной отрядов СС. Крюгер надеялся таким образом постепенно вовсе оттеснить армию от всякой власти над евреями. Однако Гиммлеру показалось, что и эта скромная уступка вермахту чересчур велика. Он приказал Крюгеру не отступать ни на шаг и вдобавок стал давить на ОКБ, чтобы командование приструнило своих солдат в Польше.