Альфред Мэхэн - Роль морских сил в мировой истории

Следующий 1687 год стал свидетелем еще больших успехов борьбы империи против турок (и мятежных венгров). Стало очевидным, что Франция не могла ожидать никакой пользы от интриг в этом районе. В то же время недовольство англичан и амбиции принца Оранского, который надеялся после восшествия на английский трон не на удовлетворение какой-то личной потребности в возвеличивании, но на осуществление своей политической воли окончательно сломить могущество Людовика XIV, становились все более и более явными. Но для экспедиции в Англию Вильгельм нуждался в кораблях, деньгах и людях из Соединенных провинций. Голландцы же упирались, понимая, что в результате придется воевать с французским королем, который провозгласил Якова союзником. Их колебания наконец разрешил своей политикой Людовик XIV, который предпочел в это время аннулировать уступки, сделанные голландской торговле по Нимвегенскому соглашению. Серьезный ущерб, нанесенный таким образом интересам Голландии, решил исход дела. «Это нарушение соглашений Нимвегена, – пишет французский историк, – нанеся жестокий удар по голландской торговле, сократив более чем на четверть ее европейскую торговлю, устранило препятствия, которые религиозные страсти еще встречали на почве материальных интересов. Это отдало всю Голландию в распоряжение Вильгельма, никто больше не видел смысла в примирении с Францией» [62]. Перемена в настроениях произошла в ноябре 1687 года. Летом следующего года рождение наследника английского престола ускорило дело. Лояльность англичан могла выдержать правление отца, теперь растягивавшееся на годы, но она не могла примириться с перспективой продолжения католической королевской власти.

Наконец, возникла кризисная ситуация, к которой события стремились несколько лет. Людовик XIV и Вильгельм Оранский, давние враги и на тот момент две главные фигуры в европейской политике, как в отношении силы характеров, так и в отношении дел, за которые стояли, оказались на грани великих сражений, последствия которых должны были ощутить многие поколения. Вильгельм, сам обладавший деспотическим характером, с надеждой взирал с побережья Голландии на свободную Англию, от которой его отделял узкий пролив, защищавший островное королевство и способный в то же время стать непреодолимым барьером для его собственных возвышенных целей – потому что тогда французский король мог господствовать на море, если бы захотел. Людовик XIV, один распоряжавшийся всей мощью Франции и глядевший, как и прежде, на восток, увидел, как против него объединяются остальные страны континента. Между тем у него на фланге располагалась враждебная Англия, жаждавшая присоединиться к борьбе против французского короля, но все еще остававшаяся без лидера. Еще во власти Людовика XIV было решить, стоило ли позволять голове соединиться с телом, то есть объединиться Голландии и Англии, двум морским державам, под властью одного правителя. Если бы французский король атаковал Голландию с суши и послал свой могучий тогда флот в Ла-Манш, то он мог бы заставить Вильгельма остаться в своей стране. Тем более что английский флот, лелеемый и пестовавшийся своим королем, вероятно, питал к нему более глубокие чувства преданности, чем моряки к своему начальству. Оставшийся пленником своих пристрастий и, возможно, неспособный освободиться от них, Людовик XIV обратился к континенту. 24 сентября 1688 года он объявил войну Священной Римской империи и двинул свои армии к Рейну. Обрадованный сверх меры Вильгельм увидел в этом устранение последней преграды своим амбициям. Переждав несколько недель встречные ветры, он 30 октября отбыл наконец из Голландии. Его экспедиционный флот включал более 500 транспортов с 15 тысячами солдат на борту, их сопровождали 50 военных кораблей. Смешанный политический и религиозный характер экспедиции выразился в том, что большая часть армейских офицеров были французскими протестантами, изгнанными из Франции в ходе последней войны. Командующим экспедицией у Вильгельма был гугенот Шомберг, недавний маршал Франции. Первому выходу экспедиции в море помешал сильный шторм, но после второго выхода 10 ноября свежий попутный ветер перенес корабли через пролив и Ла-Манш, и 15 ноября Вильгельм сошел на берег в Торби. В конце года Яков сбежал из своего королевства. 21 апреля следующего года Вильгельм и Мария были провозглашены суверенными правителями Великобритании. Англия и Голландия объединились в войне, которую Людовик XIV объявил Соединенным провинциям, как только узнал о вторжении Вильгельма на остров. В течение нескольких недель, пока готовилась экспедиция, французский посол в Гааге и министр флота уговаривали короля предотвратить ее при помощи крупных морских сил – сил настолько больших, что французский флот в первые годы войны превосходил по численности флоты Англии и Голландии, вместе взятые. Но Людовик XIV не внял их уговорам. Видимо, политическая слепота поразила королей Англии и Франции одновременно. Потому что Яков II, при всех своих опасениях, упорно отказывался от поддержки французского флота. Он полагался на преданность ему английских моряков, хотя попытки отслужить мессу на борту кораблей вызывали беспорядки и мятежи. Они едва не закончились тем, что экипажи кораблей побросали католических священников за борт.

Франция, таким образом, вступила в войну Аугсбургской лиги без единого союзника. «Случилось то, чего больше всего опасалась Франция, что она долгое время стремилась предотвратить. Англия и Голландия не только стали союзниками, но объединились под властью одного правителя. Англия присоединилась к коалиции со всей страстью, долго сдерживавшейся политикой Стюартов». Что касается морской войны, то различные сражения в ее ходе представляли гораздо меньшую тактическую ценность, чем те сражения, в которых участвовал де Рёйтер. В стратегическом отношении любопытны главным образом неспособность Людовика XIV, располагавшего решающим превосходством на море, оказать надлежащую поддержку Якову II, который оставался верным ему в Ирландии, а также постепенный уход из океана великого французского флота, который Людовик XIV больше не мог содержать из-за расходов на континентальную политику, предпочтенную им самим. Менее интересны специфический характер и большие масштабы, которые приобрела каперская война французов с целью уничтожения морской торговли после того, как пришел в упадок их флот. Эта война и ее далекоидущие последствия, казалось бы, на первый взгляд противоречат тому, что было сказано об общей неадекватности такой войны без поддержки военного флота, но рассмотрение условий ее ведения, которое будет предпринято в дальнейшем, покажет, что противоречие это скорее мнимое, чем реальное.