Манфред Кох-Хиллебрехт - Homo Гитлер: психограмма диктатора

Как уже было сказано, намного большее удовлетворение Гитлеру доставляла война на суше. Особенно его возбуждали прорывы линии фронта противника танковыми клиньями. В соответствии с немецкой военной традицией он восхищался битвой при Каннах. В этом сражении, состоявшемся в 216 году до н. э., Ганнибал фланговыми ударами кавалерии окружил и уничтожил римскую армию. В течение столетия этот пример вызывал почти эротический восторг в германском Генеральном штабе. Знаменитый «план Шлиффена», по которому немецкая армия действовала в начале первой мировой войны, имитировал Канны. Генерал-полковник фон Фрич находился под сильным впечатлением от тактики Ганнибала, считая Пунические войны удивительным и пугающим примером того, как можно выиграть отдельное генеральное сражение, но все же проиграть кампанию. Гитлер использовал данный метод во время Польской кампании, войны во Франции (знаменитый «Удар серпа») и в России, где битвы под Вязьмой и Брянском превратились для окруженных и уничтоженных частей Красной Армии в супер-Канны. Его кавалерией стали танковые дивизии. Однако националистическое мировоззрение фюрера извратило военную тактику. Главной целью этой войны стал не разгром противника, а полное уничтожение населения захваченных территорий, чтобы расчистить место для арийских поселенцев.

Гитлеру доставляло удовольствие это проявление сжатой в кулак мужской силы, которая навязывала противнику свою волю, точно так же, как он во время публичных выступлений покорял аудиторию. Его по-своему возбуждала беззащитность поверженной Украины, полностью подчиненной его власти.

Гитлера воодушевляли насильственные действия по проникновению в другие страны и их захвату. Оборона не представляла для него никакого интереса. Он называл Йодля и Кейтеля, пытавшихся объяснить ему необходимость подготовки к оборонительным действиям, «дураками, которые слишком устали и посему не способны в современном бедственном положении предложить подлинные решения крупного формата».[125] Восхищение Геббельса стратегическим руководством Гитлера достойно пристального внимания психоаналитика: «Фюрер рассказал мне, что в течение недели он проделал огромную работу. Как правило, он вставал рано утром и трудился в кабинете над военными картами до глубокой ночи, пока не валился с ног от усталости. Его главной задачей была проблема снабжения и транспорта, которую следовало разрешить, чтобы поднять моральный дух руководства. Он сказал мне, что иногда это напоминает ему человека, который снова и снова должен надувать проколотый резиновый мяч, из которого со свистом выходит воздух».[126]

В директиве «Основополагающие задачи обороны», изданной 8 сентября 1942 года, Гитлер писал: «Устранение прорывов противника на главных линиях обороны не должно ограничиваться просто локализацией. Контрудар, проведенный пусть даже слабыми силами, может гарантировать успех».

По мнению Гитлера, гибкая тактическая оборона была не мужским делом, он предпочитал яростное сражение, когда борьба за каждый клочок земли идет до последнего патрона. Возможно, за этим скрывался страх оказаться несостоятельным как мужчина. Гитлер воспринимал любое «не могу» как недостаток потенции. «Он не стайер», — говорили в ставке фюрера про командующих, которые приказывали своим войскам отступать.

Одно время он страстно стремился захватить Ленинград, поскольку считал, что его падение ослабит русскую душу. Посетив 21 июля 1941 года командный пункт группы армий «Север», он обратил внимание генералов на то, что «с Ленинградом будет утрачен один из символов революции, который был наиболее важен для русского народа на протяжении последних 24 лет». Кроме того, падение Ленинграда может привести «к полной катастрофе» ввиду своеобразия славянского характера: «рад до небес, огорчен до смерти».[127] Тот, кто сможет захватить Ленинград, тот на веки вечные покорит русских. Гитлер не ожидал подобного эффекта от взятия Москвы, однако в следующем 1942 году придавал столь же важное значение захвату Сталинграда.

Он стал жертвой собственного спектакля. На штабных планах, которые он ежедневно изучал вместе с генералами, передвижения войск, направлявшихся к центру советской империи, выглядели вполне убедительно и реалистично. Гитлер восторгался графическими значками, обозначавшими на карте его дивизии, продвигавшиеся к линии фронта, которую так легко можно было прорвать.

Адольф Гитлер испытывал к картам нездоровую страсть, граничившую с фетишизмом. На них должны были быть нанесены мельчайшие географические подробности. По воспоминаниям фельдмаршала Кейтеля, участники оперативных совещаний были поражены, как много Гитлер уделял внимания «природным препятствиям, встречающимся в зоне боевых действий, и сколько времени он тратит на изучение карт».

Адольф Гитлер всегда по-особому относился к готовым принести себя в жертву солдатам, от беззаветной преданности которых он получал огромное удовольствие. Перед началом войны во Франции он лично встретился с группой парашютистов под командованием капитана Коха, которым было поручено особо опасное задание по захвату бельгийского форта Эбен Эмиль.

В ходе застольных бесед он намекал на свою эмоциональную склонность к простым людям: «Во время войны они сражались с примкнутыми штыками и бросали ручные гранаты. Простые настоящие люди от сохи… С какой слепой верой они последовали за мной. В принципе все они были слишком доверчивыми детьми».

С самого начала Гитлер рассматривал войну в первую очередь как благоприятный случай для массовых убийств, которые, однако, виделись ему в некой абстрактной форме. В меморандуме о целях войны, подписанном 9 октября 1939 года, он заявил: «В первую очередь следует стремиться к уничтожению вооруженных сил противника и только затем думать об оккупации его территории». Более конкретную форму его страсть к убийствам приняла при планировании Русской кампании. «Сегодня все более четче выступают радикальные представления об уничтожении и искоренении противника».[128] Выслушав 5 декабря 1940 года доклад начальника Генерального штаба сухопутных войск об основных направлениях операции против СССР, он добавил: «Красная армия должна быть втянута в крупные операции, разрезана на куски и разгромлена». Здесь в Гитлере заговорил мясник. В ходе этой кампании деструктивные военные фантазии фюрера достигли своего апогея.

Он хотел сравнять Ленинград с землей. В октябре 1941 года он приказал не принимать капитуляцию Москвы, даже если противник попробует сдаться. Летом 1941 года тактика, использованная им в войне с Францией, претерпела серьезные изменения. Отныне смелые танковые прорывы не являются удовлетворительным средством, поскольку целью военного руководства стало уничтожение как можно большего количества живой силы противника. Это возможно в рамках частных военных операций. 25 июля 1941 года фельдмаршал Кейтель сообщил командующему группой армий «Центр» фон Боку, что «военное руководство должно перейти от крупных операций по окружению к тактическим действиям по уничтожению противника в небольших районах, которые должны быть очищены от него на 100 %». Гитлер стремился к как можно более быстрому способу получить удовлетворение. Он воздержался от нападения на Москву и развернул свои войска на юг, где они могли убить гораздо больше врагов: «Здесь мы имеем дело с довольно редко предоставляющейся возможностью без особых проблем уничтожить сильную группировку противника».[129]