Джон Вествуд - Свидетели Цусимы

В этот момент боцман доложил старшему офицеру, что поврежденный трюм все больше наполняется водою и переборки в соседние трюмы начинают выпучиваться и того и гляди лопнут».

В ходе столкновения крейсеров «Анадырь» наскочил на «Русь», и последний был покинут командой (но опять же остался на плаву, как и в случае с «Уралом», пока японцы позднее его не потопили). Капитан «Камчатки», создавший столько проблем на Доггер-Банке, был убит, а его судно лишилось руля. Крейсер «Светлана» имел пробоину, пропускавшую воду. С другой стороны японский крейсер «Такачихо» получил серьезные повреждения и вступил в строй лишь к 6 вечера.

Около 3.15 подошли 5-й и 6-й крейсерские отряды японцев, но адмирал Энквист решил взять «Олега» и «Аврору» и идти на помощь избиваемому «Суворову». Когда же он приблизился к нему, он увидел подходившие сюда русские броненосцы. Тогда Энквист поспешил назад, чтобы вновь схлестнуться в горячем бою с японскими крейсерами. Вскоре (примерно в 4.30) русские броненосцы, следуя на юг после того, как туман избавил их от Камимуры и Того, пришли на спасение сильно зажатым японцами крейсерам и транспортам. Они вошли в промежуток между противоборствующими крейсерами, дав тем самым небогатовским кораблям береговой обороны единственный шанс попробовать их стволы на приемлемой для них дистанции (5—6 тысяч метров). Японский командующий адмирал Дева вынужден был передать командование адмиралу Уриу, после того как его флагман получил пробоину в ватерлинию. Его, вышедшего из строя, сопровождал крейсер «Читозе».

В 5.10 флагман адмирала Уриу «Нанива» получил, в свою очередь, тяжелое попадание в ватерлинию, а «Мацусима» вышел из строя в связи с повреждением руля.

«Между тем в нижних отсеках крейсера «Аврора» свирепствующий наверху бой слышался словно издалека. Люди, находившиеся в машине, помещавшейся ниже уровня воды, были защищены сверху задраенной наглухо броневой палубой, а по бокам угольными ямами со слоем угля вышиной в две сажени. Здесь, в кочегарках, кипела горячая работа. Об опасности некогда было думать, следовало моментально исполнять приказания, которые через каждые 2—3 минуты передавались из боевой рубки.

Глухо доносились выстрелы. Часто были слышны удары в борт от снарядов и осколков; последние давали впечатление рассыпавшейся дроби. Собственно, в машину попаданий не было. Но в носовую кочегарку было; помещение ее наполнилось удушливыми газами. Два кочегара, Герасимов и Егорченко, находившиеся ближе других, наглотались газов и упали в обморок. Произошла суматоха, думали разобщать котел, боясь, что его взорвет.

Осколки содрали обшивку одной паровой трубы и повредили самую трубу. Если бы они ударили чуть сильнее, труба разорвалась, и все люди сварились бы заживо. В этой сложной ситуации отличился своей распорядительностью инженер-механик Малышевич.

После крупных пробоин в передней и средней трубах тяга сильно упала, и уже нельзя было держать пар так хорошо, как раньше.

Вода, затопившая через 12 небольших пробоин правые верхнюю и нижнюю угольные ямы, дала 4° крену. Этот крен вызывал в людях, находившихся в машинах, весьма неприятное ощущение. Разобщенные с внешним миром, они не знали, в чем дело, где пробоины, насколько опасны они. При поворотах крейсера крен резко увеличивался, и люди должны были невольно схватываться за поручни, чтобы не попасть в машину под быстро и со страшной силой вращавшиеся мотыли, думая в то же время о том, не переворачивается ли судно. Строились разные предположения, но никто не думал покидать свой пост и выбегать наверх узнавать, в чем дело.

Воду из угольных ям приходилось выкачивать беспрерывно. Впоследствии, чтоб уравнять крен, пришлось затопить две ямы нa левом борту, что и привел в исполнение трюмный инженер-механик Шмолинг.

В кормовой машине под холодильником находилась центральная станция беспроволочного телеграфа, перенесенная туда перед боем. Аппарат все время принимал японские депеши. Все возмущались, почему не перебивают их. Вдруг какой-то более сильный аппарат стал мешать, японцы замолчали. Оказалось, наш «Урал» вызывал «Суворова». Вместо «Суворова» ему ответил кто-то другой, кому он и сообщил: «имею подводную пробоину, на меня напали крейсера, прошу помощи».

Самое неприятное — это неизвестность: лишь изредка доходили слухи, но самые сбивчивые, противоречившие один другому. То передавали, что неприятельский снаряд попал в боевую рубку, смело всех, командира и офицеров за борт, баковое орудие тоже; на перевязочном пункте доктор ранен, священник убит. Но приказания, которые снова стали передаваться из рубки, разубедили в этом.

После 4 часов в машину несколько раз спускался уже в роли старшего офицера лейтенант Старк, как всегда, невозмутимый, и хладнокровно уверял нас, что все в порядке:

— «Ослябя» перевернулся?

— Нет! Да пет же, говорю вам!

А рассыльный за его спиной кивал головой, что, мол, да, перевернулся. Или;

— «Бородино» вступил в строй, великолепно идет.

А рассыльный сзади:

— Никак нет, Ваше Благородие, уже потонул.

В общем, до гибели «Бородина» настроение в машине было очень жизнерадостное, победоносное. Но весть о гибели «Бородина» повлияла на всех удручающим образом.

Страшно томила жажда; на каждую машину было заготовлено по 10 ведер. Но вода скоро стала горячей и противной на вкус. На жару, однако, жалоб слышно не было. Тропики приучили нас еще не к такой температуре.

Воздух был очень худой, сизый. Энергично действовавшие вентиляторы нагнетали прямо какую-то отравленную гадость, удушливые газы; временами их примесь резко усиливалась, тогда все чувствовали тошноту, сладкий вкус во рту и странную слабость».

Тем не менее, по общему отзыву всех инженер-механиков, команда работала поразительно спокойно, ловко и умело. Машины работали без отказа, давая все, что они должны были дать. А раздергивали их вовсю. Как с 2 часов посыпались беспрерывные приказания, так они и продолжались до поздней ночи.

Со 130—125 оборотов командовали сразу на стоп, а иногда тотчас же на задний ход — едва успевали переводить кулисы. Эта частая и быстрая перемена хода страшно вредна механизмам, но они ни разу не сдали, ничего не сломалось, подшипники не грелись, пар не садился. Очевидно, механизмы хорошо приработанные, испытанные, содержались в полной исправности, а команды прекрасно владели ими.

Нужно отдать должную справедливость господам судовым инженер-механикам. Работавшая на боевой вахте без смены с 12 часов дня до 12 ночи команда сильно переутомилась, люди чуть не вались с ног. Но были и такие, которые простояли и 28 часов. (Между прочим, следовало бы увеличить комплект боевой вахты хотя бы на одну треть).