Станислав Пестов - Бомба. Тайны и страсти атомной преисподней

Вторым «новобранцем» в таммовскую группу был Исаак Померанчук. Его «забрали» от большой науки и молодой жены, которую он только что отбил у какого-то генерала. Потому Померанчук вдвойне тяготился жизнью за колючей проволокой. Теоретические проблемы «термояда» он решал изящно и легко, но открыто презирал всю эту деятельность.

Он ухитрился «удрать» с объекта гораздо раньше Боголюбова, и наградой тому стали фундаментальные открытия Померанчука в физике высоких энергий.

Зельдович не меньше, чем Померанчук тяготился отсутствием женской ласки в зоне за колючей проволокой. Правда, он находил утешение в многочисленных интрижках, в которых сумел проявить себя неутомимым любовником. У многих женщин Сарова даже сегодня начинают особенно блестеть глаза и вздыматься грудь, когда вспоминают Зельдовича. Не случайно комнату, где жил член-корреспондент Зельдович и где случались амурные свидания, звали «членкоррхранилище».

Он и уехал с объекта, похоже, потому, что уже перезнакомился со всеми дамами, которые могли оказать ему свою благосклонность. В этом смысле поле деятельности в Москве было почти непаханной нивой, как впрочем, и большая наука, которой он служил не менее ревностно.

Все, кто вовремя «сбежали» с объекта — Тамм, Зельдович, Боголюбов, Померанчук и другие сделали потом колоссальные успехи в фундаментальной науке.

Самый же гениальный человек с «искрой Божией» — Николай Дмитриев — остался. Его необыкновенный талант так и нашел применения для решения трудных, объемных, но совсем не оригинальных задач «бомбовой» физики. Объект искалечил его научную судьбу.

Андрей Дмитриевич пробыл в Лос-Арзамасе почти 20 лет…

Успешное испытание первой атомной бомбы несколько успокоило Лаврентия Павловича — команда вроде подобрана подходящая, результат близок прогнозируемому. Если раньше у него были сомнения и непреходящая боязнь того, что Сталин отпустит его в Лубянские подвалы, коли, окажутся неудачными первые испытания, то теперь он слегка повеселел и уже с большим вниманием относился к ученым.

Водородная бомба больше не казалась химерой — Берия теперь хорошо понимал преимущества и выгоду нового оружия. Он, конечно, отдавал себе отчет в том, что именно ему поставят в вину недостаточное внимание к водородному оружию, если американцы тут значительно опередят СССР.

И как только Трумен огласил доктрину создания термоядерных вооружений, тут же состоялось заседание Спецкомитета во главе с Лаврентием Павловичем с конкретной повесткой: «О мероприятиях по обеспечению разработки РДС-6» — так теперь называли водородный заряд и термоядерную бомбу. Причем у слойки был добавочный индекс «с» — РДС -6с, а у «трубы» индекс «т» — РДС -6т.

В соответствии с решением Спецкомитета были изданы правительственные постановления о строительстве специального реактора на тяжелой воде по наработке трития и завода по производству лития-6.

Если выработка нужного изотопа лития встречала огромные трудности, то наработка трития была сто крат труднее. Этот безумно дорогой элемент мог изготовляться всего лишь граммами в сутки — и то взамен оружейного плутония. Дело в том, что тритий получался в мощных нейтронных потоках, которые тогда существовали только в военно-промышленном реакторе, и чтобы наработать там тритий, приходилось останавливать изготовление плутония, с которым и так в СССР было не густо. Чтобы получить килограмм трития, например, нужно было жертвовать семьюдесятью килограммами плутония, что означало потерю — как бы «недопроизводство» полутора десятка атомных бомб.

Разработку новых методик для получения лития-6 («лидочки») поручили академику Арцимовичу, а ответственным за организацию его производства стал генерал НКВД Павлов Николай Иванович, о котором академик Леонтович как-то горько пошутил, что «Павлов давно связан с наукой». При этом он имел в виду не то, что Павлов учился до войны на химфаке университета, откуда сразу пошел работать в госбезопасность, а совсем другое — быстро сделав себе карьеру в борьбе с «врагами народа», Павлов возглавил управление НКВД по Саратовской области.

А как раз в эти годы в саратовской тюрьме умирал от пыток и голода Президент АН СССР знаменитый Вавилов, также Николай Иванович.

Потом Павлов стал уполномоченным ЦК и Совмина по курчатовской лаборатории — таких надсмотрщиков вводили по всей стране на крупные предприятия, заводы, институты.

Как и его шеф — Берия, Николай Иванович был хваток, активен, кипуч. Кипучесть однажды чуть не довела его до подвала, но об этом — позже.

Павлов своей энергией и деловым напором сначала очень понравился, Сахарову и Тамму. Но, когда Николай Иванович спросил Тамма: «Что вы тут одних евреев развели?», Игорь Евгеньевич почти перестал с ним общаться.

На этом же заседании Спецкомитета обсудили проект постановления Совмина, в котором определился срок создания слойки — 1954 год, и в вгорячах обозначили ее мощность — в одну мегатонну! — и вес — до пяти тонн.

Правда, решили летом 1952 года испытать сначала модель слойки с небольшим количеством трития для окончательных решений по мегатонному изделию.

Через год стало ясно, что модель не будет готова к испытаниям и быстренько подготовили новое постановление с новым сроком — март 1953 года, которое тоже не выполнили.

Особое положение сложилось с «лидочкой». Павлов, ознакомившись с новой методикой выделения изотопа Li-6, решил, что и старый, проверенный способ разделения изотопов урана может сгодится, и его, Павлова энергии и кипучести хватит на одоление обеих методик, в результате чего он станет стахановцем и где-то даже застрельщиком.

Однако, ни одного из этих двух зайцев, за которыми погнался самонадеянный генерал, он не ухватил, и план выпуска лития был безнадежно провален.

По этому случаю у Лаврентия Павловича состоялась небольшая «сходка», на которой нарком популярно объяснил похолодевшему от бериевской вежливости генералу, что «…у нас в турме много места». Если Лаврентий Павлович становился вежливым и говорил на «вы» — надо ожидать лубянских подвалов. Впрочем, Николай Иванович, не один год проработавший в этой системе, прекрасно понимал, что не будь в «турме», даже ни одного места, ему оно все равное нашлось бы. Павлов с утроенной, удесятеренной энергией взялся за новую методику и вскоре «лидочка» пошла по рукам заинтересованных ученых мужей.

Однако, как выяснилось, успокаиваться Лаврентию Павловичу было еще очень рано. После ареста Фукса, которым пожертвовали, похоже, сознательно, чтобы испортить англо-американские отношения — в СССР знали, что он «под колпаком», но не вывели его из-под удара — вслед за его арестом последовали провалы Голда («Раймонда»), Грингласса («Калибр»), Розенберга («Либерал»), Саранта (Хьюз»), Барра («Метр») и многих других шпионов и добровольных информаторов.