Михаил Грабовский - Плутониевая зона

Он спрашивал обо всех, но обращался почему-то к Лидии.

Та коротко объяснила, что все они окончили Воронежский университет. По специальности — химики. Распределяли их по путевкам комсомола. Отбирали сюда, на базу № 10, только лучших, почти отличников. Очень спешили. Даже собраться как следует не дали.

— А вот теперь сидим, баклуши бьем. Зарплату получаем, а практически не работаем. Техучеба да техучеба. Читаем «Синюю книгу». Практических занятий нет. Обещают послать некоторых в Москву для освоения технологии работы на лабораторных установках. Но пока только обещают. Вот такие наши никудышные дела. Когда еще начнем работать по-настоящему…

— Ничего, девоньки, не грустите шибко, — успокоительно заверил их Кузнецов авторитетным тоном, — работа еще будет. Невпроворот будет. Это я вам лично обещаю.

Варя поставила перед Кузнецовым стакан горячего чаю, разогретого моментально на противозаконной плитке, несколько кусочков сахара и аппетитные сухарики. Николай Михайлович не отказался. Неторопливо, с удовольствием выпил.

После этого решил приступить непосредственно к выполнению партийного задания Серегина.

— Какие еще жалобы имеются? Может быть, по быту? Девушки пожаловались, что очень холодно в бараке. Обещали

ведь теплые деревянные дома, с отоплением, со всеми удобствами. Когда же будут переселять?

Кузнецов ответа не знал, но обещал выяснить и доложить во всех подробностях.

— А как у вас, девоньки, обстоят дела… с досугом? Что имеем в наличии по данному вопросу?

— А с «досугом» у нас, товарищ Кузнецов, еще хуже, чем с работой, — включилась Таня. — В наличии только танцы по субботним вечерам в клубе «Родина».

— И все? — удивился Николай Михайлович вслух, хотя в душе считал, что и этого вполне достаточно для начала жизни на новом месте.

— Да. И все, — подтвердила Таня. — Да и то, что за танцы? Шум и гам сплошной. Патефона совсем не слышно. А баянист один на два вальса. «На сопках» и «Волны». А западные танцы, говорит, мне не разрешают.

— Что ж уж так строго? — заинтересовался Кузнецов. — Почему не разрешают? Я, например, пробовал… Танго и слоу-фокс. В Германии, например.

— Говорят, вредное влияние, — обиженно надула толстые губки Таня.

— И обстановка там, — поддержала ее Варвара, — знаете ли… Ребята подвыпившие. Курят тут же. В прошлый раз драку затеяли. Настроение на весь вечер испортили.

— Причина? — продолжал выяснять обстановку с досугом Николай Михайлович. — Из-за чего подрались?

— Из-за нашей Тани подрались, — пояснила Варвара.

— Да брось ты, Варя.

— Чего бросать? Так и было. Андрей-то в первый раз пришел. Вот они и размялись на нем. Избили нос в кровь… Забрали всех в милицию. А Таня теперь переживает за него. И скучает.

— Ну, уж ты скажешь, Варя. Прямо вот и скучаю.

— Да-да. Докладываю вам как шефу: Таня по Андрею скучает. Между прочим, Андрей где-то у вас на «А» работает. Строитель или механик… Он после техникума.

— Вот вам, Николай Михайлович, и вторая просьба от подшефного коллектива, — вступила в разговор молчаливая Лидия, — найти нашего «жениха» по имени Андрей. Как, справитесь с задачей?

— Найдем обязательно, — пообещал Кузнецов, — не соринка же.

Он деловито извлек из внутреннего кармана обтрепанный блокнот с заложенным огрызком карандаша. Записал: «Найти Андрея», приговаривая при этом:

— Тем более есть примета — нос разбитый… Найдем.

— Вот, вот, — поддержала Лидия, — скажите ему, что ждем в гости. Общежитие № 2, комната три. Входить без стука. В любое время дня и ночи.

Кузнецов начал собираться. Для первого знакомства и этого было вполне достаточно…

Ровно через неделю, тоже воскресным вечером, в дверь осторожно постучали.

«Опять, наверное, наш шеф», — подумала Лидия, открывая гостю.

Но это был не Кузнецов. На пороге стоял высокий черноволосый парень с букетом из еловых веток и небольшим затухшим синяком под левым глазом.

— Татьяна! Это, кажется, к тебе! — произнесла Лидия с удивлением и сделала шаг назад. — Проходите, пожалуйста, Андрей.

К началу марта 1948 года все бетонные работы и монтаж несущих каркасных конструкций внутри котлована были завершены. 6 марта планировалось начать сборку тысячетонной графитовой кладки. За несколько недель необходимо было смонтировать гигантский цилиндр из графитовых кирпичей высотой в трехэтажный дом.

Директор комбината Борис Глебович Музруков прибыл вместе с Курчатовым и главным инженером Славским на объект «А» для проведения небольшого, но торжественного рабочего митинга. Курчатова по фамилии рабочие не знали, но по его осанке, поведению и тону отдаваемых распоряжений или высказываемого мнения все чувствовали, что этот бородач — один из главных. «Какая-то московская ученая птица», — говорили о нем.

Игорь Васильевич привык уже к своей законспирированности и вышел на импровизированную трибуну без представления. Ему очень хотелось сказать собравшимся монтажникам и рабочим объекта что-то по-человечески теплое, задушевное. Он знал, в каких тяжелых барачных условиях они проживают в зоне.

И предстоит им еще такая тяжелая, опасная для здоровья работа, о которой они не подозревают. Что Курчатов мог произнести, кроме пафосных обещаний?

«Здесь, дорогие мои друзья, наша сила, наша мирная жизнь на долгие-долгие годы. Мы с вами закладываем промышленность не на год, не на два… на века. «Здесь будет город заложен назло надменному соседу». Надменных соседей еще хватает, к сожалению. Вот им назло и будет заложен! Со временем в нашем с вами городе будет все — детские сады, прекрасные магазины, свой театр, свой, если хотите, симфонический оркестр! А лет через тридцать дети ваши, рожденные здесь, возьмут в свои руки все то, что мы сделали. И наши успехи померкнут перед их успехами. Наш размах померкнет перед их размахом. И если за это время над головами людей не взорвется ни одна урановая бомба, мы с вами можем быть счастливы! И город наш тогда станет памятником миру. Разве не стоит для этого жить?».

Раздались дружные аплодисменты.

«Про урановую бомбу — это он лишнее. Болтлив несколько», — подумал Шутов.

Вечером Ванников доложил по ВЧ в Специальный комитет лично Берия о начале монтажа графитового цилиндра.

Аврал на пусковом объекте «А» напоминал боевую операцию, в которой мелкие неудачи, срывы и потери — не в счет. Звонки в Москву напоминали оперативные сводки с поля боя.

К концу мая в установленные технологические трубы началась загрузка свежих урановых блочков. После загрузки 32 тонн урана котел достиг критического состояния, но при обезвоженных каналах. Наличие охлаждающей воды требовало дозагрузки топлива.