Олег Химаныч - Кузькина мать Никиты и другие атомные циклоны Арктики

Спустя два часа после взрыва мы вернулись на место их стоянки и увидели все это своими глазами. Я мигом пролез через рваное отверстие в один из них, и радости моей не было конца — внутренности трейлера не пострадали, и вся система регистрации сработала по заданной программе задолго до прихода лавины. Информацию мы получили полностью.

Вот так гора Черная выпустила злого духа.

Во второй декаде 1984 года был подготовлен групповой камуфлетный ядерный взрыв — нескольких зарядов в одной штольне. Погоды, как вспоминал Георгий Алексеевич Кауров, ждали очень долго. Так долго, что у постоянного незваного гостя — норвежского разведывательного корабля «Марьятта» — закончились запасы воды и топлива, и он ушел в базу. Все сошлось на дате 25 октября — и нужная погода, и готовность устройств. Дальше предоставим слово Георгию Алексеевичу:

— В назначенное время поверхность горы будто вздохнула, а затем пылящими ручейками к ее подножию потекли осыпи и камнепады. Взрыв прошел штатно. Однако через 15 минут, маневрируя над его эпицентром на высоте 100 метров, вертолет-дозиметрист зафиксировал радиоактивность. Еще через три минуты об этом же донес и самолет-лаборатория Ан-24: с него было обнаружено и место истечения газов в атмосферу — небольшая трещина на склоне горы. Видимый белый парок, как бы нехотя, сползал по склону горы, в долину реки Шумилиха

В дальнейшем, по воспоминаниям Каурова, дозиметрическая аппаратура зарегистрировала перемещение радиоактивных газов в воздушных массах в приводном слое вдоль южного берега Маточкин Шар вплоть до мыса Столбовой. Затем радиоактивное облако смешалось с воздухом Баренцева моря и переместилось на юг со скоростью 5-10 километров в час вдоль западного берега. Уже вечером 25-го и в полдень 26 октября радиоактивность выше фоновых значений в удалении 10 километров от берега не отмечалась. Это особенно порадовало наших испытателей, поскольку к Новой Земле срочно вернулась «Марьятта» и прилетели американские самолеты-разведчики SR-71 и RS-135.

В конце 70-х в селе Ненокса, что недалеко от Северодвинска, местные жители без устали жаловались в милицию и военному начальству на стоявших недалеко стройбатовцев и моряков Центрального ракетного полигона. Те часто бегали в самоволки, и немало досаждали деревенским.

«Исправлять дело» поручили старшему лейтенанту Николаю Михайловичу Милютину, который до этого времени служил в Амдерме. Милютин приехал и сумел организовать работу местной 384-й комендатуры так, что жалоб стало намного меньше. Но недаром же говорят на Руси, мол, инициатива наказуема, и следующее его назначение иной расценил бы как наказание. На новое место службы с повышением его перевели не куда-то, а на Новую Землю, в поселок Северный, недалеко от которого испытатели готовили штольни для подземных ядерных взрывов.

Обстановка здесь была еще хуже, чем в Неноксе. Сам Николай Михайлович сказал о ней так: «Было много безобразий». Это мягко и деликатно, если учитывать, что в Северном располагались практически неохраняемые склады со взрывчаткой, которую стройбатовцы крали для своих «развлечений». Последние, понятное дело, ничем хорошим заканчиваться не могли, и заканчивались трагически. Со временем разгул хулиганства в Северном привел даже к нескольким преднамеренным убийствам.

Милютин приехал на Новую Землю в 1985-м. Тогда еще действовал мораторий на проведение атомных взрывов. Начальник полигона контр-адмирал Евгений Павлович Горожин (к слову, в прошлом командир АПЛ, которую принимал в Северодвинске), назначил его комендантом поселка. Первым делом Милютин организовал надлежащую охрану складов комендантским взводом, а затем уже крепко взялся и за злостных нарушителей воинского порядка.

В 1986 году мораторий прекратил свое действие, В штольню заложили ядерное устройство. Началась подготовка к взрыву. За несколько часов до него полагалось провести эвакуацию всех главных военных подразделений и гражданского персонала на корабли. Стройбатовцев забрал БДК — большой десантный корабль, другие жители Северного перешли на борт СКРов и транспортов.

Коменданту Милютину надлежало отправить в море и так называемую группу живучести — кочегаров, электриков, дизелистов, связистов, которые обеспечивали полноценную жизнь поселка, а затем и все комендантские караулы, причем оружие им приказали оставить на месте. Сам же Николай Михайлович уходил в море на сторожевике последним. Почти как капитан с погибающего корабля.

Поселок опустел. На площадках и пунктах наблюдения оставались только специалисты, в случае ЧП их должны были эвакуировать вертолеты. Таких вертолетов, по словам Николая Михайловича, было одиннадцать.

В ожидании приказа СКР нарезал галсы недалеко от берега. Милютин, оценил это расстояние как 400–500 метров. Он стоял на мостике рядом с командиром. Его звание и фамилию запомнил — капитан-лейтенант Фурса. Вот он-то, командир сторожевика, и «почувствовал» подземный взрыв. Вероятно, моряк уловил некий толчок или сотрясение, которое отрезонировало на корабельный корпус от прибрежного дна. Милютин же был новичком на корабле, и этого толчка не ощутил. Вскоре с радиопоста Фурса принял доклад, и сразу же скомандовал: «Уходим!» СКР отвернул в море. По корме, в той стороне, где располагались штольни, они увидели облако коричневого дыма и заметили, как один за одним в воздух поднялись вертолеты.

Забегая вперед, Николай Михайлович скажет, «Последний, видимо, зазевался, и облако его зацепило». Как только этот экипаж прибыл в Рогачево, его и пассажиров уже самолетом тут же переправили в Ленинград. Скорее всего, у людей возникли проблемы с избытком рентген.

Зловещее облако, меж тем, ушло в направлении Баренцева моря. Штольня, где произошло ЧП, находилась километрах в пяти-шести от поселка, и если бы ветер сменил направление в сторону жилых домов, наверняка все обернулось намного хуже.

Приказ вернуться пришел через сутки. Первыми к штольне прошли «химики», сделали свои замеры — дали добро высаживаться группе живучести. Та высадилась. Комендант Милютин выставил посты, в том числе и вблизи штольни, и только после этого на берег стали прибывать все остальные. Замеры делали «химики», правда, приборы свои, как рассказывал Николай Михайлович, они никому не давали и не показывали.

В районе, непосредственно прилегавшем к штольне, стояла техника. Ее требовалось вывести на дезактивацию. Выглядела «дезактивация» так: машины ехали через быструю тундровую речку, которая протекала недалеко. «Обмытую» таким образом технику «замеряли» дозиметрами, и если требовалось, снова загоняли в речку, чтобы позже снова делать замеры.