А.Д. Дивайн - Миллион миль

И все они должны работать как часы, каждый в отдельности и все вместе, даже когда корабль содрогается от напряжения, выжимая полный ход. Удары тяжелых волн, сотрясения артиллерийских залпов, качка — все это обычные явления в дни войны. И кораблю приходится выносить невероятное напряжение, которое ни один конструктор в мирное время не закладывает в свои расчеты.

В первые месяцы войны большинство наших военных кораблей, начиная от линкоров и кончая самым маленьким вспомогательным суденышком, поставило личные рекорды по пройденному расстоянию. Эти рекорды не были перекрыты потом до самого конца войны.

Нельзя найти слова, чтобы выразить восхищение выносливостью людей, обслуживавших эти механизмы. Но следует воздать должное и людям, строившим эти корабли.

Эсминец вышел из дока 20 ноября. 22 ноября он принял топливо и другие припасы и пошел вниз по реке в сторону моря.

Однако несчастья начались практически немедленно.

Едва эсминец кончил принимать топливо и боеприпасы, как в Фёрт-оф-Клайде была объявлена тревога.

Фёрт-оф-Клайд это достаточно широкий залив, если эскадра идет в море четким строем. Он является прекрасной акваторией для моторных лодок и для занятий парусным спортом. Однако это не самое лучшее место для группы поднятых ночью по тревоге эсминцев.

И все-таки кто-то сообщил о присутствии подводной лодки. Вообще-то в Клайде в эту войну случались и более странные вещи. Эсминцы помчались на помощь противолодочному патрулю, и «Файрдрейк» был среди них.

Об этом всем мне рассказали те, кто служил на корабле с самого начала войны.

От мыса Товард, где залив сужается, до Форт-Матильды, где расположен Гринок, залив имеет ширину около 1,5 миль. Вроде бы этого достаточно, однако эсминец на полном ходу проскакивает такое расстояние за 3 минуты…

Темнота была совершенно непроглядной, дул сильный ветер. Силуэты кораблей были едва различимы; они то возникали, то пропадали во мраке, выписывая зигзаги и петли. Эсминцы уворачивались от противолодочных траулеров, траулеры шарахались от вооруженных яхт. А какие красочные выражения в это время градом сыпались на мостиках — представить нетрудно.

«Это было черт те что. Я помню, что все время удивлялся, почему мы еще не вылетели на берег где-нибудь в Дануне или Гуроке. Впрочем, нас могло просто тихо унести течением», — рассказывал мне один из моряков.

Никого не унесло течением. Никто ни с кем не столкнулся. Заслуга в этом полностью принадлежит бдительным наблюдателям и умелым капитанам. «Фоксхаунд» из 8-й флотилии все-таки выскочил на берег, однако он сразу снялся с мели, поэтому никто особенно не встревожился.

Подводную лодку так и не нашли.

Потом все согласились, что ее просто не было. Это был единственный пункт, принятый единогласно.

«Файрдрейк» вышел в море на следующий день. Никто этого прямо не сказал, но многие наверняка подумали, что в открытом море будет явно безопаснее, чем в заливе.

Опять началась рутина: выйти в море вместе с тяжелыми кораблями, вернуться обратно в гавань, заправиться и — снова в море.

Эсминец возвращался вместе с одним из линкоров, когда рядом с «Нельсоном» раздался взрыв.

Он не был особенно сильным. На мостике эсминца его едва услышали. В кают-компании офицеры, сменившиеся с вахты, слышали взрыв лучше. Они ощутили толчок, так как взрыв произошел не очень далеко.

Это был один из самых страшных секретов начала войны. «Нельсон» подорвался на мине.

Но в тот момент никто не мог сказать этого наверняка. На мачту сразу взлетели сигнальные флаги. Имелась вероятность, что это все-таки торпеда. Эсминцы сразу разбежались в стороны, ощупывая воду своими асдиками.

Линкор прибыл в порт, и сразу были приняты самые строгие меры, чтобы сохранить все это в тайне. Ни одно словечко не должно было просочиться наружу.

«Нельсон» был отремонтирован и вернулся в строй раньше, чем немцы узнали о случившемся.

В сочельник «Файрдрейк» отправился в Клайд. Команда предвкушала, что Рождество она проведет в порту.

Но судьба и штабные небожители решили иначе. Корабль провел Рождество в порту. Но не до конца.

Вот записи в бортовом журнале в этот день:

«7.00. Побудка, завтрак. 7.40. Большая приборка в отсеках. 8.00. Построение. Приборка палубы. 9.00. Отбой. Флаги расцвечивания. 9.30. Капитан вернулся на борт. 10.00. Вся команда на молитву».

И так продолжалось весь день. Это было нормальное рождественское утро любого маленького корабля. Они стояли на квартердеке без головных уборов и молились. После этого был праздничный, хотя не слишком вкусный обед. В 13.30 в бортжурнале появилась запись: «Увольнение вахты левого борта с 13.30 до 22.30».

Вахта левого борта отправлена на берег — разве это не настоящее Рождество? И они отправились на берег праздновать.

Отпраздновали.

Но штаб тоже праздновал.

По мнению младших офицеров эсминцев любого из наших флотов — главной целью и смыслом деятельности штаба командующего эсминцами является как можно чаще и как можно сильнее портить жизнь этим самым эсминцам. Молодые офицеры в этом твердо уверены. Они полагают, что штабные офицеры занимаются только тем, что строят пакости, не считая, разумеется, партий в гольф и долгих уик-эндов на природе и, конечно же, джина.

Это принимается как данное, а потому каждый новый пример никого не удивляет. Штабисты называют это гнусной клеветой, но их мнение никого не интересует.

Рождественским вечером из штаба на «Файрдрейк» пришел приказ немедленно выходить в море. Младшие офицеры объясняют такие приказы тем, что штабисты мучаются от похмелья и несварения одновременно.

Офицерам, находившиеся на борту, в это время обедали. Они просто запрыгали от радости. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что половина команды находилась на берегу, в том числе и офицеры. Я не уверен, что они стали петь благодарственные гимны мудрости штаба. Скорее уж наоборот.

Итак, обратимся к самому надежному свидетелю — бортовому журналу.

«21.30. Дежурной вахте собраться на полубаке. Подготовиться к съемке с якоря. 22.00 Якорь выбран».

Итак, «Файрдрейк» вышел в море через 30 минут, как ему и было приказано.

Вахта левого борта имела увольнение до 22.30, но большинство людей к моменту выхода эсминца уже находились на борту.

Маленькое замечание в порядке информации для тех, кто плохо знает морские порядки и моряков. Матроса совсем не легко вернуть из увольнения на корабль. А уж во время праздника… Приказ выходить немедленно не позволил «Файрдрейку» даже попытаться разыскать своих матросов в городе. Некогда было отправлять патрули, обзванивать киношки и варьете, кабаки и публичные дома.