Александр Маркелов - Торпедный веер

Помутневшим взором смотрел он вокруг, не зная, что же предпринять, как помочь капитан-лейтенанту. И тут услышал, как кто-то сказал:

— Послушай, главстаршина, я, пожалуй смогу помочь тебе… Я хоть и нетвердо ступаю, но все же передвигаюсь и сила в руках есть.

Позже Пустовойтенко узнал, кто был тот человек, пришедший ему на выручку в трудную минуту: начальник инженерного отдела флота полковник И. А. Лебедев. Несмотря на ранение, полковник стойко выдержал непривычные для него испытания и оказал большую помощь Николаю Куприяновичу.

Пустовойтенко продул балласт, «Малютка» начала тихо всплывать. Сначала она словно бы отказывалась подчиняться, но потом зашевелилась, ожила.

И вот уже главстаршина вместе с полковником нажали защелку, откинулась тяжелая крышка люка, гулко ударив в ограждение мостика. Рвануло с такой силой, что Николая Куприяновича буквально вынесло наверх. Он шагнул по скобтрапу на мостик, но не удержался, упал, опьяненный свежим влажным воздухом. Главстаршина вскочил, крепко вцепился в магистрали. Над бухтой стояла ночь. До города рукой подать, четко видны плоские стены разрушенных зданий, светлеющие проемы улиц.

Небо рассекали трассирующие пули. «Выстоял Пустовойтенко, не сплоховал!» — чувствуя необыкновенный прилив сил, подумал о себе Николай Куприянович. «Малютку» слегка толкало, слышался скрежет железа. «Мать честная! — пронеслась в голове. — Да ведь это нас течением отнесло к скалистым берегам! Это ж Херсонесский маяк, и тут можна застрять навсегда… Скорее действовать!»

Поняв, какая угроза нависла над лодкой, Пустовойтенко бегом спустился в центральный пост и включил вентиляцию. Вместе с полковником Лебедевым они вынесли командира на мостик, затем помощника Иванова, электрика Кижаева, инженера Медведева. Электрик вскоре очнулся, и главстаршина отправил его на вахту в электростанцию. Наконец пришел в себя и Колтыпин.

— Почему звезды? — первым делом спросил он.

— Я всплыл, как было приказано, — доложил Пустовойтенко. И продолжил с тревогой: — Нас снесло к маяку, надо срочно принимать меры.

Командир распорядился приготовить дизель. Включили большие обороты. «Малютка» задрожала всем корпусом, медленно поползла по камням и вышла на чистую воду. Звезды тускнели, восток яснел. Николай Александрович взглянул на часы: половина третьего, а ему показалось, что сейчас где-то около одиннадцати.

На душе было спокойно. Пережили трудные шестнадцать часов, без потерь, что называется. Команда на своих местах, пассажиры в добром здравии. Лодка по меньшей мере три часа могла идти в надводном положении, не опасаясь быть обнаруженной. Колтыпину хотелось поговорить с Николаем Куприяновичем. Как же это он смог выстоять, справиться со всеми сложностями!

Но старшина группы мотористов сейчас был занят. «Ладно уж, доберемся до Новороссийска — поговорим, оглянемся назад, на то, что пережили. И нужно воздать должное отважному моряку…» — подумал командир.

Видно, Михаил Васильевич Леонов не сумел расположить к себе мичмана Нижнего: тот отвечал на вопросы нового командира подлодки сухими анкетными фразами, как человек, которого оторвали без надобности от дела в самую горячую минуту.

— Родом из Проскуровской области… По профессии кузнец. Родители до революции батрачили, теперь трудятся в колхозе… Служил на подлодке АГ-23, взысканий не имел…

Так и не получилось душевного разговора. Поднимаясь на мостик, Михаил Васильевич окликнул помощника Иванова. Павел Карпович, ветеран Щ-202, знает всех и каждого.

— Послушайте, старший лейтенант, — обратился командир. — Этот дядя Вася, старшина, он что — всегда такой нелюдимый?

— Такой он по характеру, — ответил Иванов. — Но вообще-то мичман Нижний отличный специалист, прямо профессор в своем деле… Знаете, как-то в походе они с матросом Бобровым отремонтировали воздуходувку за три часа. В другой раз, тоже во время похода, случилась неприятность: оторвался лючок на палубе. А стук этого лючка мог нас выдать — навести вражеские катера на лодку. И снова выручил мичман. Да, в том походе досталось нашей «Щуке». «Юнкерс» тогда продырявил нам надстройку и трубы вентиляции, повредил антенну. И тоже… без мичмана плохо бы пришлось. Так что не сомневайтесь, товарищ командир, человек он верный. А что неразговорчив, беда небольшая.

Щ-202 вспарывала крутую морскую волну, уходя все дальше на запад. По небосклону громоздились синие тучи, то открывая, то закрывая тоненький серп луны. Рядом с Леоновым кто-то остановился. Оглянувшись, Михаил Васильевич увидел мичмана.

— Что, решили подышать перед погружением? — обратился к нему Леонов.

Нижний щелкнул каблуками:

— Не спится, товарищ командир…

По тону мичмана чувствовалось, что его тянет поделиться чем-то сокровенным. Помолчав, он начал рассказывать о своем родном крае, Подолии, про весенние ночи, когда вовсю заливаются соловьи, состязаясь в пении с девушками…

— Слыхали, товарищ капитан-лейтенант, город мой Проскуров [8] Ныне Хмельницкий. вчера освободили, — неожиданно закончил он доверительным тоном.

Вот оно что! Может, потому и был мичман при первом знакомстве сдержанно суров и молчалив? Шли бои за его родную землю, где жили его мать, жена, дети…

— Кто вам сообщил?

— Парторг. Поздравлял меня. Москва салютовала…

— И я вас поздравляю, Василий Семенович, — протянул руку капитан-лейтенант. — От души рад за вас…

Наступал рассвет. По команде Леонова вахтенный офицер старший лейтенант Осипенко выполнял маневр по срочному погружению. Это была проверка боеготовности, учеба на позиции. Командир дивизиона Гуз одобрил инициативу Леонова, лично следил за действиями экипажа. Особой похвалы заслужили мотористы во главе с мичманом Нижним. Они научились так погружать лодку, чтобы не оставлять на поверхности пятна.

Шестые сутки Щ-202 вела поиск, не встречая даже захудалой шхуны. На седьмые Леонов заметил на горизонте смутные силуэты. В кильватерном строю шло несколько судов, оставляя за кормой едва заметный дымок. Машина заработала. Леонов скомандовал:

— Приготовиться к четырехторпедному залпу!

Это была первая в его жизни боевая атака. Не по мишеням, как было на Тихом океане, — по живым целям. Чувство уверенности не покидало командира до тех пор, пока он видел пенистые борозды, тянувшиеся на юго-запад. Но как только след стал исчезать, размываемый мелкой волной, Леонова охватила тревога. А что если промах?

Тугая воздушная волна вдруг ударила, оглушила, под ногами задрожало, и Леонов, не слыша собственного голоса, крикнул во всю мощь своих легких:

— По-о-о-беее-еда!

— Победа! — откликнулись отсеки. Четыре взрыва один за другим прокатились эхом над морем.