Вокруг Света - Журнал Вокруг Света №4  за 1997 год

На маленькую выставку в Кирове экскурсии валят валом, сотрудницы с воодушевлением рассказывают про скелеты, двигаясь от полки к полке, от шкафа к шкафу, как их обучил Альберт. А когда он сам забегает помочь мне со съемкой, то отлавливают его и представляют детям как самый драгоценный экспонат. Ребятня не теряется, спрашивает, динозавры — это всегда занятно, два месяца была в Кирове выставка, уехала, и попросили привезти снова.

Вот воздали и у нас Алику по заслугам. Как в Австралии, где он только что гостил у известнейших профессоров, как в Америке, чье Национальное географическое общество готово поддержать его раскопки. Упрямится только Котельнич, город, которому он подарил музей. Но разве подарил для того лишь, чтобы продолжить свое увлечение и хранить находки? Привозил бы он тогда, выменивал повсюду всевозможные окаменелости — и двинские, и азиатские? Привез бы огромный слепок тираннозавра, по имени Кеша, которого смонтировал так, что раньше западных ученых совершил научное открытие — не волочил ящер хвост по земле, как на всех прежних рисунках, а носил, как балансир, и бегал на задних лапах!

— Как же я могу рассказать об истории планеты только по нескольким фрагментам? — вопрошает он на обратном пути в электричке. — Музей — это прежде всего наука, но это еще и популяризация. В музее человек познает мир и осознает свое место в нем.

Еще ночь, я ложусь третьим с краю на ящики с неоткрытыми сенсациями, размышляя, что это, наверное, и моя жизненная удача, хотя и не такая значительная, как их открытие. А назавтра прощаюсь с ребятами на том же скользком перроне, далеко от старого вокзальчика, перед сваями некогда заложенного нового.

По мнению Алика, перед новым зданием на постаменте, встречая и гостей города, и своих, должен красоваться парейазавр. Котелко-черепной ящер из Котельнича.

Котельнич — Киров

Автор благодарит администрацию Котельничского района за помощь в подготовке очерка.

— Ну что, едете в берберскую деревню? — спросил, приветливо щурясь, Хабиб. — А как же! — ответили мы с Олей, забираясь на ослика и верблюда. Но приехали совсем не туда... И в «карете».

Хабиб был скромен, улыбался застенчиво и — что самое удивительное — никого никуда не зазывал и ничего навязывал. Он просто сидел под картинкой с верблюдом в расслабленной позе путника на привале, погруженного в мысли о чем-то ему одному известном. Только что с трудом отбившиеся от стаи напористо жестикулирующих и без умолку тараторящих на смеси языков продавцов-всего-на-свете, мы, две русские женщины, пройти мимо молчаливого, неподвижного Хабиба, конечно, ну никак не могли — поразил контраст в их поведении. Но как только мы остановились, он тут же встрепенулся, ожил, и что за слова зазвучали тогда из его уст! «Уникальное путешествие», «берберская свадьба», «хлеб прямо из печи», — напевал он нам и демонстрировал соответствующие цветные фотографии.

«Как здорово! Спасибо Хабибу!» — говорили мы друг другу, забираясь — я на ослика, а моя спутница, Ольга Печкова, менеджер московского турагентства «Эвиста-турс», — на верблюда.

Прежде ни близко общаться с ослами, ни тем более ездить на них, мне никогда не приходилось, и представление мое о характере этих животных основывалось в основном на расхожем «упрям, как осел», да еще спасительном варианте с морковкой, которую следует держать перед носом осла на удочке, если ему вдруг взбредет в голову стать посреди пути, но почему-то я сразу решила, что к моему ослику эта нелестные для него сведения не имеют никакого отношения. Он же, с достоинством повернув голову и оглядев меня сливового цвета глазом... рванул с места, как беговая лошадка. Почему я с него в этот момент не свалилась, до сих пор не понимаю. Наверное, потому, что зажмурилась. А когда открыла глаза, оказалось, что мы с моим новым ушастым знакомым возглавили караван. Лидер, значит, мне достался, решила я. Только я это с гордостью осознала, как лидер призадумался и замедлил свой шаг. «Нет уж, дудки! — отбросив всякую дипломатию, сказала ему я. — Взялся быть первым, так давай — жми!» Вспомнив, что выкрикивал погонщик-тунисец, когда караван трогался в путь, закричала то же самое: «Ир-р-ра! Ир-р-р-а!» Подействовало.

И все. Мы стали приятелями на всю оставшуюся дорогу, весело, смею думать, было нам обоим. Погонщик только жестами показывал, куда заворачивать, а все остальные проблемы с поворотами мы решали самостоятельно и полюбовно. Только один раз мне чуть не изменили — когда за поворотом возле одной из олив показалась привязанное к стволу прелестное томное существо женского пола ослиного рода с бархатистой серой шкуркой. Пришлось объяснить товарищу, каковы приоритеты в столь сложной ситуации. «Понял», — кивнул он мне и со вздохом тронулся дальше.

Уже нисколько не боясь свалиться, я оглянулась по сторонам.

Скрылся из виду берег моря с его курортной жизнью, вокруг был совсем другой мир: поля, плантации, сады. Под мощными оливами стояли высокие лестницы, а с них на расстеленный на земле брезент дождем сыпались из-под быстро обирающих ветки рук сборщиков овальные агатово-черные плоды — маслины. Гранатовые деревья были увешаны маленькими, уже засохшими бурыми абажурами взорвавшихся изнутри переспевших плодов. За живой оградой из огромных агав тянулись грядки с картошкой, ну совершенно такие же, как у моих трудолюбивых соседей по даче. Ага, вот и горка урожая с одного такого поля. Ну-ка, ну-ка, посмотрим: картошка — она и в Африке картошка или нечто особенное? Нет, совершенно такая же, разве что покрупнее будет. «Интересно, эта крупность — от нитратов или просто сорт такой? А, ты слышишь меня?» — обратилась я к приятелю. Ничего не ответил сын ослицы.

Показался глухой глиняный забор — ага, ну вот и она, обещанная берберская деревня. Правда, я представляла ее несколько иначе: гурби — хижины или палатки — в настоящей тунисской деревне должны располагаться по кругу на расстоянии примерно метров двести друг от друга. Если в таком поселении домов хотя бы десять, оно уже получает право именоваться деревней, или «дуаром» (это слово означает круг).

Ослик мой остановился теперь уже всерьез, с выражением превосходства на морде кинув взгляд на приближающихся верблюдов.

А за забором нам открылась картина под названием «Не ждали» в тунисско-туристском варианте. Из печки — один к одному узбекский тандыр — сиротливо торчит несколько смятых в комки старых газет, ветер хлопает растянутым на деревянных кольях покрывалом, символизирующим, очевидно, берберский шатер, единственный здесь, верблюд с обреченным видом ходит туда-сюда, качая из колодца никому не нужную сейчас воду, льющуюся по кожаному рукаву в небольшой бассейн, да гончар под навесом сосредоточенно-хмуро, не обращая внимания на обступивших его туристов, крутит-вьет из глины разные сосуды на продажу. Эх, Хабиб, Хабиб! Безбородый ты обманщик, а вдруг не впрок пойдут тебе наши денежки — об этом ты подумал?