Александр Ушаков - Гитлер. Неотвратимость судьбы

На самом же деле не было ни уверенности, ни энергии, и Гитлеру уже не суждено было стать «прежним» фюрером. «Гитлер, — пишет А. Буллок, — был превосходным артистом, но как ему удавалось до такой степени распалять себя, чтобы заставлять других, даже генералов, соглашаться, что еще остался шанс на победу? Часть секрета, конечно, — в его фантастической вере в силу воли. Настало время испытаний, и он не уставал повторять, что выстоит тот, у кого крепче нервы. Его поведение на протяжении последних полутора лет жизни определялось боязнью поставить под удар свою силу воли, и он избегал всего, что могло подорвать ее.»

Примером первого может служить его гневный отказ согласиться с численностью советских войск и масштабами военного производства. Он настаивал на том, что ресурсы Сталина истощились; его войска слишком измотаны, это невозможно (именно так он сказал Манштейну), чтобы русские сформировали 57 новых дивизий. Те, кто верит этим цифрам, — пораженцы. Это был постоянный главный элемент в его критике штабных офицеров, которые (как он утверждал) лгали и умышленно преувеличивали донесения о силе противника, чтобы оправдать свою трусость и отсутствие веры.

Тем временем Красная Армия продолжала успешно наступать, и руководство разведкой все чаще стало поговаривать об устранении фашистских главарей, и в первую очередь Гитлера и Геринга.

Однако Сталин запретил проводить эти акции. Геринг вообще не вызывал у него никаких эмоций. Что же касается самого фюрера, то Сталин был категоричен: никаких покушений! И был трижды прав. Убийство Гитлера позволило бы германским политикам сесть за стол переговоров с западными союзниками, и кто знает, до чего бы они там договорились.

Отношения с союзниками у Сталина и без того не складывались. Шло время, а они и не думали открывать второй фронт. Известный негативный оттенок этим отношениям придавало и решение о приостановке арктических грузов. После того как Сталину надоело ждать сообщения от США и Англии об их планах в Италии, он послал Рузвельту и Черчиллю довольно резкую телеграмму.

«До сих пор, — писал он, — дело обстояло так, что США и Англия сговариваются, а СССР получал информацию о результате сговора двух держав в качестве третьего пассивного наблюдающего. Должен Вам сказать, что терпеть дальше такое положение невозможно».

Телеграмма, а еще больше сокрушительное поражение немцев на Курской дуге заставило союзников зашевелиться: в октябре в Москву приехали министры иностранных дел союзников. Ни до чего особенного они не договорились, а если что и запомнилось из той конференции, так это встреча Сталина с Антони Иденом. После того как министр иностранных дел Великобритании сказал, что Черчилль «не абсолютно уверен в том, что план вторжения во Францию можно будет осуществить», Сталин холодно заметил:

— У меня создается впечатление, господин министр, что вы на Западе заняты только изучением этого самого призрака вторжения, в то время как нам выпало куда более трудное дело…

Смущенный столь откровенным намеком на безделье союзников, Иден попытался оправдаться, но Сталин резко оборвал его.

Иден молчал. Опытного дипломата не обманула последняя фраза советского вождя, которая прозвучала весьма примирительно. И намек на то, что Черчиллю не удастся долго просидеть на шее Сталина, был понят.

На этой же конференции государственный секретарь США Хэлл впервые заговорил о встрече «большой тройки». Сталин обещал подумать над этим предложением и в то же время заметил, что именно сейчас они имеют прекрасную возможность нанести сокрушительное поражение немецкой армии. И не воспользоваться ею будет грех. Он также как бы невзначай намекнул, что в отличие от немцев, чьи ресурсы были весьма ограничены, Красная Армия имела достаточно резервов на самые масштабные военные операции…

Прекрасно понимая, что рассуждения об общем враге и прочая лирика мало волнуют прагматичных американцев, Сталин как бы по секрету сообщил Хэллу о намерении СССР, сразу же после победы над Германией (и говорил он об этом как о деле решенном), выступить против Японии.

После столь неожиданного и весьма радостного для правительства США сообщения всю сонливость государственного секретаря как рукой сняло. Оно и понятно! Война на Дальнем Востоке не обещала легкой прогулки, и США не собирались идти на огромные жертвы, которые повлекла бы за собою затяжная война с Японией.

Порадовав американского дипломата столь важным известием, Сталин поднял заключительный тост. «Отныне, — подвел он итоги конференции, — сотрудничество трех великих держав будет еще более тесным… Что же касается Советского Союза, то я могу заверить, что он честно выполнит свои обязательства. За нашу победу, друзья!»

Столь радужная атмосфера конференции министров иностранных дел на самом деле вовсе не отражала истинного настроения советского вождя. И главными причинами его растущего недовольства являлись неудачная попытка открыть второй фронт во Франции, поскольку он не признавал варианта с Италией, приостановка конвоев через Арктику и его протест против того, что мирные переговоры Англии и США с Италией прошли без его участия.

Сталин снова поставил вопрос об открытии второго фронта, заметив, что действия англичан и американцев отнюдь не облегчают положения Красной Армии и немецкие дивизии из Италии, с Балкан и из Франции перебрасываются на Восточный фронт.

Ну а поскольку Черчилль и Рузвельт так пока и не пришли к соглашению по поводу операции «Оверлорд», встреча трех руководителей была неизбежна. Состояться она должна была с 28 ноября по 1 декабря 1943 года в Тегеране.

Главной темой конференции стал вопрос об открытии второго фронта, от которого во многом зависели сроки окончания Второй мировой войны. Однако уже очень скоро стало ясно, что высокие стороны разговаривают на совершенно разных языках не только в буквальном, но и переносном смысле слова. И в конце концов Сталин показал характер.

— Идемте, — холодно произнес он, обращаясь к сидевшим рядом с ним Молотову и Ворошилову, — нам здесь делать нечего. У нас много дел на фронте…

Рузвельт постарался разрядить напряжение.

— Мы сейчас слишком голодны, — улыбнулся он, — чтобы обсуждать столь важные вопросы… Давайте сначала отведаем тот обед, который нам обещал маршал Сталин.

Застольная беседа началась с выяснения вкусов, и когда очередь дошла до кавказской кухни, Сталин поведал о ней своим «друзьям» много интересного.

Узнав, что Черчилль предпочитает армянский коньяк, он пообещал поставлять его в Англию, но… только после войны. Весьма тонко намекнув: если британский премьер хочет пить столь любимый им напиток, он должен поторопиться с окончанием этой самой войны.