Олег Куваев - Избранное. Том 3: Никогда не хочется ставить точку

В остальном у меня без изменений. Обычная круговерть профессионала. Вчера вот надрался с Мифтой. Уж очень рад я был его видеть. Люблю Мифту очень. С годами он становится лучше. Познакомился и с супругой и с отпрыском. Отпрыск пока еще мало что выражает, а вот на Мифту с женой не могу Усмотреть без улыбки, ибо вижу, как в фильме, и Провидения, и этот их роман, и женитьбу и могу хоть сейчас написать о них рассказ. Рассказ можно написать хороший. Да нельзя. Использовать друзей в качестве этих. прототипов, что ли, нельзя.

Ну вот. Жаль Шукшина. Раздражал он меня последнее время ужасно и вот взял и умер и посему твердо войдет в историю русской литературы и по праву. Московские славянофилы на французских диванах не успели его сожрать и сгубить и испортить. А сожрали бы, ибо был он сжираем. Но — ушел. Честь ему и добрая пямять.

Дорогая Ал Николаевна! Продолжаю я это письмо почти через месяц. Были тут события. Вышла статья в "Комсомолке", нотом в "Правде", возникла шобла, и кончилось тем, что два врача (благо ребята были хорошие) пару суток со мной возились и еле отходили. Прихожу я вчера на "Мосфильм", а на меня так странно все смотрят. "Чо, спрашиваю, рожа не нравится? Так вы плюньте. Вы работу с меня спрашиваете. Я ведь не актер, я грубый прозаик, в данном случае сценарист".

"Нет, отвечают, позавчера Гена Шпаликов заходил. Увидел на столе твой сценарий, покачал головой. Ну вот, говорит, Олег сценариями стал заниматься. Зачем это ему? Он парень очень хороший, ему в кино делать нечего".

"Спасибо, говорю, Гене Шпаликову за такие слова. Так и передайте". "Нельзя передать, отвечают, он вчера повесился. Вы что, Друзья были?"

Не были мы друзья и приятели не были. Просто однажды, давно, столкнула нас судьба на повести "Азовский вариант", была там ситуация. Он вел себя в этой ситуации человеком, я, к счастью, так же. Обаятельный он был па: ренъ. Жаль и глупо.

Сценарий для "Мосфильма" я закончил. Они его согласились принять в том виде, как есть, но по общему и моему в лервую очередь согласию забрал я его еще на кое какие поправки. Режиссера нету. Рвется Губанов (тот, бывший актер), но ему давать они почему то не хотят. Я бы с; радостью работал с Витей Туровым ("Через кладбище", "Годен к нестроевой" и так далее), он мне близок, и симпатия наша взаимна, но жестокая обстановка "Территории" не для него. Бог даст что ни-будь.

Ну теперь попал я в популярку, и стол мой завален предложениями. "Экран" желает снимать многосерийный по любой из повестей. "Таджикфильм" пожаловал в мою халупу в лице главного редактора лично. Почему то был я под коньяком, потому помню разговор слабо, помню лишь заключительную его фразу: "Ну так договор я вам почтой вышлю".

Ну хватит фанаберии. Знаешь, достоинство каждого успеха в том, что он приходит к тебе, когда тебе на него наплевать. Тогда ты стараешься идтидальше и не теряешь

достоинства. Если же успех к тебе пришел рано, когда он тебе нужен и тебе на него не плевать, — тогда тебе крышка как человеку и как литератору. Ибо "Великого Гэтсби" я не написал. И не вижу вблизи времени, когда я его напишу. Может быть, все дело в том, что я русский и пишу для русских, а мы — особая нация. Приятно лишь то, что чем то я прошибся в сердца многих, писем идет много и писем искренних. Новый роман вроде идет путем. Онем в "Прав де" не напишут, если о нем напишут, то мелким шрифтом в шибко ученой статье в толстом журнале. И второй год я чувствую, что где то висит кирпич, который упадет мне на голову. Не из сфер, нет. Политика меня не интересует, а с точки зрения патриотизма и верности своему государству — я верен ему и патриот не Менее чем ЛеоИид Ильич Брежнев. Вся эта мансардная шобла. — трепачи или шизофреники. У меня горит душа" о другом. О смысле человеческой, любой человеческой жизни. И кирпич мне упадет просто по судьбе. Не помню уж кто сказал мне как то, что каждому при рождении отпущено определенное число шансов испытать судьбу и выиграть. Одним ноль, другим сто шансов. И вот я вспоминаю двадцать из своих сорока и вижу, что слишком часто я ее испытывал. И выигрывал.

Такие дела, Ал Николаевна. Настроение мрачноватое из за Шукшина, из за глупой смерти Шпаликова, из за бессонницы и многого другого. Я знаю, Ал, что я наполовину сволочь, наполовину хороший парень. Если бы я был полностью тем или другим, я бы, разумеется, не стал прозаиком. Все остальное написано у С. А. Есенина в "Черном человеке". Ну и ладно. Порамне вкалывать "деньги зарабатывать". Я нашел такую формулу ответа на идиотский и вечный вопрос: "Олег Михайлович, над чем вы сейчас работаете?" "Деньги зарабатываю", — отвечаю я. Всем все сразу ясно. И умйую рожу в связи с "творческими планами" делать не надо.

Растрепался. Все-таки сорок лет, а до "Гэтсби" еще так далеко: ".

Он.

Август 1962

Здравствуй, Э.!

Лежу сейчас в спальном мешке и постукиваюелю стями от холода. Черт его знает, что творится в этих краях. Сегодня 3 августа. Температура ночью была—5", на солках выпал снег, да так й остался. Снег идет и на "улице".

Ветер, сыро, хмуро. Только что кончились, прощаль ные гудки пароходов. Есть здесь такой обычай: когда пароход покидает поселок, то долго гудит, а с берега ему машут всякими фуражками, кепками, рукавицамИ, пускают ракеты. Снег уже выпадает, пароходы уходят, а я еще не начал своего "кошмарного" маршрута.

Позавчера вернулся из разведочного маршрута к тому самому мысу, о котором тебе писал. Мыс пройти не удалось. Отплывали мы при тихой погоде. Было лазурное море, на берегу цвели магнолии и пальмы, между пальмами чукчанки танцевали "хула" под звуки банджо и тамтама. На чукчанках были бусы, набедренные повязки из очень яркого ситца и загорелая кожа. Впрочем, все это было только в моем воображении.

До мыса шли неплохо. А дальше все было как по писаному. Рванул ветер, пошли волны. Мыс был от берега кило метрах в трех. За какие то 15 минут ветер достиг штормовой силы. Кидало лодку здорово. Думал — загнемся. Но старина бог решил, видимо, малость обождать. Выкинулись под береговой обрыв и просипели там трое суток. Это называется "ждать у моря погоды". Впопыхах удирая от шторма, мы и не разобрали, что обрыв этот лавиноопасен. Изредка сверху летели булыжнички килограммов под 50. Тогда же стало чертовски холодно, повалил снег. Мы ходили за пресной водой к ручью, и я делал снимки: незабудки и ромашки в снегу.

В общем, Чукотка решила дать мне за эти несколько дней все свои 44 удовольствия. "

Мир удивительно тесен. За эти три дня, когда уже надоело валяться в мешках, я ходил по берегу и в трех километрах обнаружил такую же, как у нас, палатку, а в Палат

ке мрачно отлеживались такие же небритые, грязные парни. Оказались старые знакомые геологи ленинградцы.