Иван Черевичный - В небе Антарктиды

— Какая красотища! Много мы с тобой повидали в Арктике, но чтобы туман разделял судно на две части — такого я не припомню.

Мы обернулись к корме и увидели, что она уже вышла из тумана.

— Да, красиво, — ответил Морозов, — но, представляешь, что было бы, если бы наше судно наскочило на этот великолепный айсберг? — и он показал взглядом на огромную ледяную гору.

— Н-да, встреча была бы не из приятных. Здесь наши полярные летчики вряд ли осмелятся нарушить инструкцию для ледовой разведки, и в плохую погоду на малой высоте не пойдут. Что греха таить, ведь погоду во время многочасовой ледовой разведки иной раз не подведешь под инструкцию, и, случалось, в Арктике мы выполняли задания, нарушая инструкцию.

— Верно, обстановка здесь не такая, к которой мы привыкли в Арктике. Мы не заметили, как была дана команда застопорить машины. В наступившей тишине было слышно только потрескивание льда.

Так вот какая ты, Антарктика! Сколько исследователей поплатились жизнью, стремясь проникнуть в твои тайны. Но мы сюда пришли не для того, чтобы погибнуть.

Я вспомнил случай, который произошел много лет назад в Арктике. Шел 1942 год. Закончив очередную ледовую разведку в море Лаптевых, наш экипаж возвращался на базу, расположенную на Таймырском полуострове. Минут через двадцать мы должны были совершить посадку. Длительный полет утомил экипаж, и, естественно, все вслух мечтали об отдыхе. Наши размышления прервал радист Макаров: он протянул мне только что принятую радиограмму.

— Срочная, Иван Иванович, и не совсем приятная. Да, действительно. Штаб морских проводок Западного

сектора Арктики сообщал всем, всем, что в водах Карского моря обнаружен вражеский военный корабль. Далее следовал приказ: всем судам немедленно входить в лед. Однако местонахождение вражеского судна не указыва­лось.

— Нужно немедленно связаться со штабом, — сказал я Макарову.

— Есть, Иван Иванович, попробую это сделать до по­садки.

Но эфир молчал. Через несколько минут наш гидросамолет уже был над акваторией порта. Еще мгновение — и летающая лодка коснулась водной поверхности.

Ответа на запрос мы так и не получили.

На берегу нам сразу же вручили пакет. Я вскрыл его: это был приказ немедленно разыскать караван судов, который вел ледокол «Красин», и помочь ему уйти от кромки как можно дальше во льды. По данным, которыми мы располагали, караван следовал на восток и находился где-то у западной кромки льда еще не вскрывшегося пролива Вилькицкого. Об отдыхе нечего было и думать. Через полтора часа мы снова оказались в воздухе. Вместе со вторым пилотом сидим за штурвалами, механик устроился в пилоне, штурман склонился над столом и вычерчивал на карте наш новый маршрут, а радист опутал себя проводами; перед ним несколько микрофонов, он вызывает караван. Но усилия радиста тщетны, ни одно судно не отвечает на наш вызов.

— Ну что ж, давайте искать, — заявил штурман Валентин Иванович Аккуратов, — приблизительно путь его мы знаем, пойдем вдоль кромки.

... Погода серенькая, самолет идет вдоль западной кромки пролива Вилькицкого. А на восток, на сколько хватает глаз, раскинулось ледяное поле. Видимость ухудшается, поэтому приходится идти почти бреющим полетом.

Вдруг справа видим узкий канал, который словно гигантская черная змея уходит на восток. Предупреждаю штурмана, что меняю курс, и веду машину на высоте 30 метров вдоль канала. Здесь может быть караван, поэтому внимание напряжено до предела. И тут Аккуратов отнимает правый наушник от моего уха и, перебивая бортрадиста Макарова, голос которого я слышу уже из одного левого наушника, заявляет, что по этому каналу караван наверняка не проходил, так как ни один острый выступ льда не задет бортом судна и на воде нет жирных пятен. Все же я уловил возглас Макарова: «Красин» дает радиосигнал!»

Не отвечая штурману, я посмотрел на стрелку радиокомпаса и понял, что караван где-то сзади, слева. Это хорошо, значит, противник его не обнаружил.

Совещание экипажа было коротким. Решили следовать обратно вдоль канала до кромки льда, а затем уже выходить на радиосигнал «Красина». Если караван находится где-то поблизости, то нужно будет вести его в канал, который, возможно, проходит через весь пролив Вилькицкого до моря Лаптевых. Тогда суда окажутся в безопас­ности..... И вот мы уже над кромкой льда. С ледоколом установлена прямая микрофонная связь. Караван начал входить в канал, наша машина все время «висит» над ним, указывая путь. Так проходит несколько часов. Теперь, кажется, суда в безопасности. Но так ли это? Правда, им не угрожает нападение противника, но есть более грозная опасность — сжатие льдов. Под действием ветров лед может прийти в движение, канал сомкнётся, и тогда судам придется плохо. Надо было провести караван в море Лап­тевых. Мы сделали приветственный круг над вытянувшимися почти в прямую линию судами и взяли курс на вос­ток.

Погода начинала портиться, видимость резко ухудшилась, и нам приходилось снижаться, «прижимая» машину ко льду, чтобы не потерять из виду черную полосу воды. Прошли мыс Челюскина. Видимость стала еще хуже, и самолет пришлось снизить до 10—15 метров. Облачность опускалась ко льду, переходя в туман. Сверху проглянули лучи солнца. Лента воды резко поворачивала направо, и машину пришлось круто развернуть. Вдруг самолет задрожал, и его подбросило...

Чувство это знакомо летчикам, так часто бывает, когда ведешь самолет в горах или при сильном ветре: руки инстинктивно берут штурвал на себя. Только вверх. Моторы ревут... Десяток секунд — и мы над туманом. Под самолетом вырастает ледяная глыба. Мы проходим буквально в двух-трех метрах над огромным айсбергом. Ледяной исполин высоко поднимается над туманом...

Вот о чем я вспомнил, когда смотрел на антарктические айсберги.

Судно медленно продвигалось к цели. Мы подошли к припаю бухты Депо; столовые айсберги охраняли подходы к берегу, а с правого борта виднелись отвесные голубые стены ледника Елены, спускающегося к морю.

Здравствуй, Антарктида!

«Обь» вошла в бухту Депо 5 января в одиннадцать часов по московскому времени. Судно пробивало себе путь в припае. За кормой бурлила, пенилась вода. Лед упорно сопротивлялся, но бронированная махина делала свое дело: припай рушился, и «Обь» медленно шла к берегу. Вот уже в ледяном поле пробита брешь на всю ширину судна. Над уровнем моря припай возвышается всего лишь на метр, зато в прозрачной воде у кромки отчетливо видна уходившая в глубину толща льда.

«Обь» смогла пробиться только на свою длину — 130 метров. Дальнейшая борьба со льдами была бессмыслен­ной.

Палуба сразу же заполнилась людьми. Десятки биноклей нацелились во все стороны. Высокие обрывы ледового барьера, гигантские айсберги самой причудливой фор­мы... Теперь уже отчетливо были видны каменные глыбы, которые вызвали переполох на судне. Произошло это так.