Леонид Перов - Похитители автомобилей. Записки следователя

— Поговорим. Молчать больше не могу. Пусть расстреляют, пусть делают что хотят, я больше не могу молчать. Ох, не знал я, не знал, во что обойдется мне колхозная картошка. Я свою б всю отдал, чтобы ту ночь проклятую вернуть...

От неожиданности я даже растеряйся. Вот те на! Дрожащей рукой я записывал косые неразборчивые строчки показаний, почти не вдумываясь в их содержание. На уточнение вопросов у меня уже не было сил.

Записав признание Греся, я дал ему расписаться и вызвал конвой.

Арестованного увели, а я долго не мог прийти в себя. Как сидел за столом, так и застыл. Первая мысль была: «Пронесло! Что б я потом сказал? Как объяснил, почему выпустил преступника? Поверил человеку... А если не верить людям, то как тогда жить, работать?»

Позвонил дежурный по райотделу:

— Титаренко, будешь сегодня работать с Сасиковым? А то мы его отправлять собираемся.

— Давай приводи ко мне, предъявлю обвинение — и больше он мне не нужен.

Дело не представляло особого интереса. Четыре пьяных парня обокрали магазин. Их задержали, большинство товаров найдено. Осталось оформить до конца материалы и передать дело в суд.

Я допрашивал Сасикова и автоматически заполнял графы протокола:

— Год рождения?

— 1941-й.

— Партийность?

— Член ВЛКСМ.

— Место работы?

Сасиков пожал плечами, усмехнулся и неуверенно пояснил:

— Как вам правильно сказать... Шахтер — вроде не шахтер, забойщиком был на руднике. Минеральную соль под землей добывали. Чего удивляетесь? Трудяга в магазин полез? Я и сам никак не привыкну, что стал «гражданином». Раньше все Гришей звали, товарищем. А теперь вот — тюрьма.

— А ты думал, тебя по головке погладят?

— Ничего я не думал. Если бы думал, то такого бы не сделал.

— Все так говорят.

У меня где-то глубоко в душе шевельнулось раздражение. Еще один нашелся. Сейчас начнет уговаривать. «Что делал — не помню, как случилось — не знаю, простите, больше не буду». Знаем мы таких. Воровать мастера, а отвечать так все бедненькие, разнесчастные. Ну, ничего, милый, можешь говорить сколько хочешь. Ты у меня свое получишь. С меня на сегодня хватит экспериментов!

Уловив настроение следователя, разговорившийся было Григорий снова замкнулся.

— Что ж ты замолчал?

— А чего говорить? Говори, не говори — конец один. В тюрьму попал — на волю не вернешься. Был бы человек, а статью вы всегда найдете.

— Ты брось чепуху болтать.

— Чего брось? Вы что, не такой, как все? Расскажи вам — все равно не поверите.

— Почему ты так думаешь?

— А вы прямо скажите, поверите или нет?

— Смотря что расскажешь.

— Вы мне сразу скажите, поверите или нет. Иначе разговаривать нет смысла. Если вам надо, запишите — виноват, показания подтверждаю.

— Давай договоримся так: начинай рассказывать. Если что-нибудь у меня вызовет сомнения, я тебя остановлю и спрошу.

— Годится. С чего начинать?

— С самого начала.

— Ну, жил, как говорится, с женой и дочкой. Второй год пошел. Зарабатывал неплохо. Хорошо, можно сказать, зарабатывал. Рублей 250—300 в месяц. Правда, деньги зря не давали. Вкалывал что надо. Идешь домой, ноги еле волочишь. Комнату мне дали в прошлом году. Мебель купил, мотоцикл. Ребята меня уважали. Ну ладно, чего там говорить. Что было, то прошло. Решил я к матери поехать. Валюшка, жена, дома осталась с дочкой. Заболела малая. Встретили меня дома хорошо, как полагается. Несколько дней выпивали на радостях. То родственники к нам, то мы к родственникам. А в тот вечер встретил я хлопца знакомого, вместе в школу ходили. С ним дружки. Решили встречу, как говорится, отметить. Деньги у меня были. Взяли литр водки, консервы. Потом пошли к Виктору, там еще самогон пили. Дальше ничего не помню. Вы не верите, думаете, выкручиваюсь? Я вам честное комсомольское... — Григорий запнулся, понимая, что не имеет права на это слово. — Здоровьем дочки клянусь, все из головы вылетело, где были, что делали, не знаю. Только помню, в глазах темнота, а потом огни яркие. Свету много. Потом меня кто-то по голове ударил. Только совсем не больно. Я еще подумал: за что? Ребята рассказали, что это я на ступеньках магазина споткнулся и о дверную ручку ударился. Еще помню, мешок нес. Вырвал у Виктора и никому не отдавал, сам всю дорогу так и нес. Проснулись утром на сеновале. Смотрю, хлопцы вещи делят: материю, костюмы. Спрашиваю, в чем дело, — улыбаются. Когда рассказали, сначала не поверил, а потом противно стало. Понял, что честь свою навсегда загубил.

— Но, раз понял, нужно было прийти и нам все рассказать.

— Не мог! Не хотел жену с дочкой позорить... Я отказывался от ворованного, так мне ножом пригрозили: не возьмешь — порежем. Да еще в милицию, говорят, донесем. Дал мне Виктор семнадцать ручных часов и велел сматываться домой.

— Где же часы?

— У продавщицы. Я их в тряпку завязал все и положил в сарае на дрова. Думаю, будет брать дрова, заметит.

— Да-а-а. Молчит что-то она. А может, ты где-нибудь в другом месте положил? — усмехнулся я. — Давай уж выкладывай до конца — раз правду, так правду.

— Вы мне не верите? — воскликнул Григорий.

Я молчал. Что я мог ответить ему? Всего несколько часов назад я поверил женщине — и ошибся. Теперь другой пытается убедить меня в своей правоте. Продавщицу вчера допрашивал. О часах ничего не говорила. Хитрит парень. А послушать, так действительно поверить можно.

Григорий встал и медленно подошел к окну. Руки машинально, как кусок жести, сгибали и разгибали козырек фуражки.

— Вы мне поверьте. Для меня это все. Я виноват и свое получу. Но пусть жена и ребята знают, что не брал я ворованного, что не пользовался ни одной копеечкой... Поедемте к Буцанихе, я покажу, где положил часы.

— Что это даст? Если бы они там лежали, она заявила бы нам об этом.

— Ну поедемте, прошу вас. Вот посмотрите, мы найдем часы.

Я колебался. «А что если поездка только предлог, чтобы попробовать сбежать по дороге? Зачем мне рисковать? Виновным себя он признает, а за часы отработает в колонии». Вот это подленькое рассуждение и придало мне решимости. Нет, совесть мне не позволит отмахнуться от просьбы этого парня.

Договорившись с начальником милиции, я вместе с Сасиковым выехал в село.

На месте Сасиков уверенно показал, как он шел огородами к дому Буцан, как отодрал доску в заборе, где положил мешочек с часами. На дровах мешочка не было.

— Вы посмотрите на его бесстыжую морду! Сам украл, а на других свернуть хочет! — возмущалась продавщица. — Да как он может такое говорить! Товарищ следователь, не было здесь часов! Врет все, ворюга.

Григорий, тяжело дыша, в упор смотрел на продавщицу, пытаясь поймать ее взгляд. Но та упорно отводила глаза в сторону.

«Нет, пожалуй, парень не врет. Что-то уж больно раскричалась она, и все на сарай напирает, а о доме молчит», — подумал я, а вслух сказал: