Георгий Кублицкий - ...и Северным океаном

Сидоров отправился в Англию, посетил Норвегию. Премия, которую отклонило Географическое общество, заинтересовала английского капитана Виггинса. И он провел по Карскому морю торговые суда не один, а несколько раз.

Значит, все же прав был Литке? Только Англия и англичане?

Но снаряженная в Енисейске парусная русская шхуна «Утренняя заря» с русским капитаном Давидом Шваненбергом и с командой всего из пяти человек в 1877 году прошла от устья Енисея через Карское, Баренцево, Норвежское, Северное и Балтийское моря в Петербург.

Шведский путешественник Норденшельд послал Сидорову, организовавшему это плавание, телеграмму: «Да рассеет «Утренняя заря» мрак, который до сих пор препятствовал верному суждению о судоходстве в Сибирь».

Сам Адольф Эрик Норденшельд после удачных плаваний в Карском море вознамерился летом 1878 года пройти весь Северный морской путь с запада на восток. Вынужденно перезимовав в обидной близости от Берингова пролива, его «Вега» весной следующего года обогнула мыс Дежнева.

На первой же странице своей книги о триумфальном плавании Норденшельд упоминает имя Александра Михайловича Сибирякова, человека, который предложил денежную помощь для снаряжения экспедиции.

Вот самая краткая справка об этом иркутянине:

«Русский золотопромышленник, исследователь Сибири. Окончил политехникум в Цюрихе. Финансировал полярные экспедиции А. Э. Норденшельда (1878—79), А. В. Григорьева (1879—80), а также издание трудов по истории Сибири».

Но не только финансировал: сам ходил на шхуне в Карском море, добирался до устья Печоры, переваливал Урал на оленях.

«Его именем названы остров в Карском море и ледокол», — заключает справка.

Экспедиция, которой вторично, после Норденшельда, удалось пройти весь Северный морской путь с востока на запад и притом сделать одно из величайших открытий XX века, состоялась в 1912–1915 годах.

Два ледокольных транспорта «Таймыр» и «Вайгач», базировавшиеся во Владивостоке, предпринимали попытки трижды. В 1913 году Гидрографической экспедицией Северного Ледовитого океана — таково было ее название— командовал энергичный моряк Борис Вилькицкий. Там, где севернее мыса Челюскин на картах простиралось открытое море, с «Таймыра» и «Вайгача» увидели неведомую землю.

Над новой территорией России был поднят национальный флаг. С кораблей обследовали часть ее побережья. Моряки не знали тогда, что им удалось открыть последний большой участок суши земного шара.

После нелегкой зимовки 1914 года корабли освободились от ледового плена и осенью следующего года их торжественно встретил Архангельск. Выдающаяся, блестящая экспедиция! Но в мире бушевала война. Прославленный исследователь Руал Амундсен заметил с сожалением, что в обычное время экспедиция восхитила бы весь цивилизованный мир.

Между тем события величайшего значения потрясли планету. В России — Октябрь, установление Советской власти, сразу взявшейся за решение крупнейших политических и хозяйственных задач. Не была забыта и Арктика.

Ленинским декретом еще в 1918 году создавалась экспедиция для гидрографических работ в Северном Ледовитом океане. Следом за ней — Северная научно-промысловая.

«В целях всестороннего и планомерного исследования северных морей, их островов и побережий, имеющих в настоящее время государственно-важное значение…» — так начинался подписанный В. И. Лениным в 1921 году декрет о создании Плавучего морского научного института. Его базой стал специально оборудованный корабль «Персей», совершивший свыше 80 научных экспедиций.

Планомерность, целенаправленность, сочетание научных и хозяйственных интересов — вот что отличало первые же шаги Советской власти в районах Крайнего Севера.

Владимир Ильич внимательно следил за Карской экспедицией 1921 года, положившей начало нормальным рейсам морских судов к устью Оби и Енисея, где их встречали речные караваны.

Подобными далеко нацеленными замыслами и конкретными практическими делами начался советский период освоения Арктики.

Мое настоящее «полярное» время ушло…

Наверное, Почетная грамота «за долголетнюю и успешную работу по изучению и освоению Северного морского пути», полученная мной к 25-летию Главсевморпути, как бы подвела черту под периодом моей прочной и постоянной связи с Арктикой.

Время, когда я жил Севером и мотался по его просторам, было для меня замечательным и уж, конечно, неповторимым. Интерес к его сегодняшнему дню, как и прежде, гонит меня за черту Полярного круга. Теперь добраться туда куда проще, легче, чем полсотни лет назад.

Но о сегодняшнем дне тех мест гораздо больше меня знают и куда глубже пишут другие. Тут моя доля — лишь короткие сопоставления с былым для завершенности общей картины. В рубке современного корабля я иногда спрашиваю: «А это что такое? А это?» Однако я — свой в Музее Арктики и Антарктики. Экспонаты тридцатых годов— мой мир, где все мне близко и дорого. Это было мое время, и оно ушло, оставив меня одним из уже немногих своих свидетелей.

Первый беспосадочный перелет через Атлантику между Старым и Новым светом был событием мирового звучания. Это произошло в 1927 году.

В зрелые годы я семь раз пересекал пространство, разделяющее Европу и Америку, на скоростных воздушных лайнерах. С каждым разом все быстрее и удобнее. Со мной летали и глубокие старцы и грудные младенцы. Что осталось от этих перелетов? Сувенирные значки: позолоченные крылышки с незаслуженной лестной надписью «пилот» и названием трансатлантических авиакомпаний.

А вот впечатление первого полета на двухместном тихоходе, где третьим пассажиром был сидящий у меня на коленях «заяц», сын командира эскадрильи, — это навсегда.

Мой знакомый писатель побывал более тридцати лет назад на мысе Челюскин. Посвятил этому целую главу. В последней своей книге лишь упомянул, что возле мыса даже летом ветер громоздит торосы, и добавил: «Я был здесь в начале августа и ходил по льдинам». Личные впечатления сжал до одной фразы. Может, потому, что Челюскин утратил притягательность недоступности и загадочности, стал обычной полярной станцией.

Но обыденность трансатлантических перелетов не зачеркивает имени пилота Линдберга, первым перелетевшего океан. История открытия мыса Челюскин, описание первых зимовок на его скалах навсегда останутся героическими страницами истории Арктики.

И я счастлив, что в молодости поднимался по трапам судов-легенд, которые сегодня — лишь на снимках и в воспоминаниях. Их названия не забыты, они перешли к другим кораблям. Так дети наследуют фамилии отцов.

Я счастлив, что летал в разведки на машинах, где не было приборов для ориентировки в тумане, а тем более для ночных полетов.