Роман Белоусов - Частная жизнь знаменитостей

Так на русский перевел стихи Гете наш поэт И. Анненский. Но более широко они известны в переводе М. Лермонтова как «Ночная песнь странника»:

В связи с 150-летием со дня смерти Гете был проведен опрос, какое самое известное его стихотворение. Им оказалась «Ночная песнь странника».

Как выглядели эти знаменитые строки на самом деле, каков был, так сказать, оригинал, теперь уже невозможно представить — домик сгорел в 1870 году. На фотографии, сделанной за год до пожара, видны под-правления и «подновления», которые претерпела изначальная запись углем за девяносто лет. Опубликовано же стихотворение было лишь в 1815 году.

С тех пор его перевели на многие языки, в том числе в 1902 году даже на японский. А десять лет спустя какой-то француз, приняв ошибочно перевод за оригинал, перевел «Ночную песнь» с японского на французский. Следующим ошибся немецкий любитель японской поэзии, который перевел гетевское стихотворение с французского на немецкий и под названием «Японская ночная песнь» опубликовал в журнале. Вот во что в результате такого четырехкратного перевода превратились гетевские строки:

Царствование его продолжалось всего 53 месяца — с 1796 по 1801 год, но было отмечено многими нововведениями. Они начались едва ли не с момента присяги войска новому монарху. Император явился в прусском мундире, так же по его повелению были одеты и сыновья Александр и Константин. Но это были еще лишь цветочки.

Сразу же начались вахтпарады, был введен новый военный устав, новые мундиры.

Не успел Павел короноваться, как всех своих недругов при дворе сослал, зато вернул из Сибири гонимых при Екатерине II. Отправил в отставку семь маршалов и более трехсот старших офицеров за мелкие проступки или просто потому, что они ему не нравились. Сотни гражданских лиц, сочтенных «якобинцами», подверглись преследованиям. Другие, словно по волшебству, были вознесены. Поэтому одни считали его добрым и великодушным — те, кого он возвышал, — а другие — жертвы его гнева, кого унижал и оскорблял, а то и низвергал, — называли сумасбродом и извергом. Но всех без исключения дворян задело его решение вновь ввести для них телесные наказания, отмененные Екатериной II в 1785 году. Вообще все, что его мать создавала в течение многих лет своего царствования, было предано Павлом забвению.

В области внешней политики Павел был столь же непостоянен. Его симпатии быстро сменялись враждебностью. Еще недавно он выступал во главе коалиции держав против революционной Франции, посылал в Италию и Швейцарию войска во главе с А. В. Суворовым для разгрома Наполеона, то есть претендовал на роль спасителя Европы. Напутствуя Суворова, произнес: «Иди, спасай царей». Но вдруг круто повернул руль внешней политики и взял курс на сближение с Францией. Все это, как и многие другие сумасбродства нового царя, вызывало протест, при дворе зрело недовольство, больше того — озлобление. Недаром А. Пушкин скажет: «Царствование Павла доказывает одно: что и в просвещенные времена могут родиться Калигулы».

Когда Павлу исполнилось всего восемь лет, был низложен и убит его отец Петр III. На престол взошла свергнувшая мужа Екатерина II. Она была немкой из княжеского рода и до принятия православия звалась Софья-Августа-Фредерика Ангальт-Цербстская. Отношения с мужем у нее сложились, прямо скажем, не лучшим образом. Петр III увлекался фрейлинами, изменял жене и унижал ее. Царствующая тогда Елизавета Петровна была озабочена проблемой престолонаследия и с нетерпением ждала наследника. Но две беременности Екатерины оказались неудачными — закончились выкидышами. Когда же, наконец, родился Павел, бабка забрала ребенка к себе, взамен вручив матери на золотом блюде сто тысяч рублей. С этих пор мальчика держали в жаркой комнате, в кроватке, обитой мехом черных лисиц, кутали во фланелевые пеленки и укрывали ватным одеялом, а сверху еще одним одеялом из бархата и черных лисиц. Неудивительно, что ребенок сильно потел и часто простужался.

Воспитанием наследника руководил граф Н. И. Панин, дипломат и умница, сторонник передовых педагогических идей, а непосредственным воспитателем был преподаватель математики С. А. Порощин, человек, несомненно, достойный и умный, но, к сожалению, из-за интриг отлученный от должности воспитателя и вскоре умерший на двадцать девятом году жизни. Павла учили истории, географии, немецкому и французскому, математике, астрономии, физике и искусствам. Законоучителем был архимандрит Платон, впоследствии московский митрополит.

В отрочестве за Павлом стали замечать крайнюю впечатлительность и вспыльчивость. Возможно, это началось еще в раннем детстве из-за нянек, которые своей болтовней о домовых и привидениях расстроили нервы и без того впечатлительного ребенка. Случалось, что при звуке хлопнувшей двери он прятался под стол и в страхе трясся там. Павел рос мечтательным и самолюбивым. К тому же недоверчиво относился к окружающим его людям. Его очень интересовало, каким образом умер его отец и престол перешел матери. Он говорил, что когда вырастет, то потребует отчет обо всем этом.

С годами все эти свойства характера развились и сформировали его как крайне подозрительного и непостоянного в симпатиях человека. Жил он до самого вступления на престол в Гатчинском дворце, подаренном матерью. Затем выстроил себе непреступный Михайловский замок, где, ему казалось, он будет в безопасности от заговоров и покушений, ибо хорошо помнил, как кончил его отец. Он и сам многими чертами напоминал родителя — любовью к армии, организованной на прусский манер, к муштре, упрямством и вспыльчивостью, непродуманностью решений, но главное — трагическим совпадением судеб.

Верный памяти родителя, Павел приказал произвести одновременно с погребением усопшей своей матери Екатерины II перезахоронение останков убитого ее супруга и своего отца Петра III, погребенного до этого на кладбище Благовещенской церкви Александро-Невской лавры. И вот тридцать четыре года спустя после убийства гроб с останками Петра III поставили открытым около гроба его покойной супруги, и началось отпевание обоих. Рядом с гробом Петра III, по воле Павла, стоял один из убийц, Алексей Орлов, в прошлом фаворит Екатерины II. Однако этот «устрашающий» пример не испугал его недругов.