Светлана Герасимова - Ржевская бойня

При определении персональной ответственности за неудачи и большие потери в операции существует несколько точек зрения.

Первая, у истоков которой стоит Г. К. Жуков, – это утверждения, что в неудачах Ржевско-Вяземской операции виноват исключительно Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин. Это он распылил силы, начав в январе 1942 г. наступление на всех фронтах, вместо того чтобы сосредоточить силы на фронтах западного направления и вести здесь более мощное наступление, как это предлагал автор данной точки зрения. «Весь замысел о переходе во всеобщее наступление на всех направлениях – это, конечно, не идея Генерального штаба, не замысел Шапошникова… Это исключительно замысел был лично Сталина». Этой точки зрения придерживались многие советские историки. Так, известный историк Н. Г. Павленко, поддерживая Г. К. Жукова, писал: «Самым убедительным показателем несостоятельности решений Сталина было то, что на главном направлении кампании, то есть на западном направлении, мы не имели никаких результатов».

Вторая точка зрения очень активно высказывается в последние 15 лет в первую очередь авторами, которые так или иначе связаны с судьбой 33-й армии Западного фронта лично, а также авторами, выступающими против апологетики Г. К. Жукова. По их мнению, главным виновником гибели в окружении частей 33-й армии и генерала М. Г. Ефремова был лично главком Западного направления Г. К. Жуков. Используя для доказательств своей точки зрения анализ операций 33-й и 43-й армий, проведенный группой операторов оперативного управления Генштаба КА под руководством полковника К. А. Васильченко, они в ошибках всей операции также винят Г. К. Жукова: «В нашем понимании Ржевско-Вяземская… операция – одна из неудачных страниц в боевой биографии маршала Жукова. И хотя он первоначально возражал против ее проведения, однако к исполнению принял, тем самым взяв на себя ответственность за ее выполнение». Этими авторами иногда используются очень резкие, эмоциональные выражения: «В оперативном отношении Ржевско-Вяземская операция была проведена с грубейшими ошибками», «…Бросила к Вязьме властная рука Г. К. Жукова 33-ю армию Ефремова на погибель… Шла имитация операции с громким именем: «Наступательная ржевско-вяземская операция». А операции как таковой не было. Шла игра. Был грандиозный обман». Утверждается, что Жуков сознательно принес Ефремова в жертву, боясь конкуренции. Кстати, сам Г. К. Жуков однажды дал основание так утверждать. Говоря об операциях частей Ефремова и Белова, он заявил на встрече с историками «Военно-исторического журнала» в августе 1966 г.: «Там, собственно говоря, и операции никакой не было. Прорвались… Их отсекли… Она началась против Вязьмы и прекратилась… Так что о затухании операции здесь не может быть и речи, они просто не имели возможности вести таковую». Странное утверждение, если вспомнить приказы главкома Западного направления этим войскам и то, что окруженные дивизии входили в состав его фронта. Получается, что бывший командующий сам себя высек.

Но все эти авторы, в том числе и Г. К. Жуков, говорят только о действиях 33-й армии и не учитывают действия всех армий двух фронтов, которые принимали участие в Ржевско-Вяземской наступательной операции. Кстати, сам Г. К. Жуков вину за гибель частей 33-й армии возложил на М. Г. Ефремова.

Авторы работы «Стратегические решения и Вооруженные Силы» также называют среди причин неудачи операции и «недооценку главкомом Западного направления и его штабом сил возможного сопротивления противника и его способности быстрого маневрирования резервами». Но в то же время они разделяют вину главкома Западного направления с высшим военным руководством, отмечая среди причин невыполнения целей операции и «постановку перед войсками Западного направления непосильных задач». И с этим нельзя не согласиться, так как в глубокий тыл противника были брошены также 1-й гвардейский и 11-й кавалерийский корпуса, 39-я и 29-я армии Калининского фронта. Не надо быть крупным военным специалистом чтобы понять, что при отсутствии «вторых и последующих эшелонов» это легко могло привести к окружению прорвавшихся вперед сил, что и произошло. Об этом же писал и английский историк Лиддел Гарт: «Поскольку Красной Армии не удавалось подорвать оборону городов-бастионов в такой мере, чтобы вызвать их падение, глубокие клинья, вбитые советскими войсками в промежутки между ними, позднее обернулись для Красной Армии недостатком… Вклинившимся русским войскам постоянно грозило окружение в результате ударов во фланг…» В направлении войск в глубокий тыл противника без достаточных сил и средств, без необходимой поддержки, при знании, что поставленные задачи заведомо превышают возможности войск, даже дилетант может увидеть авантюрность замысла операции по взятию Вязьмы и окружению основных сил группы армий «Центр» в январе 1942 г. Если вначале войска действительно почти достигли Вязьмы, то уже с конца января операция практически превратилась в действия за выживаемость окруженных или полуокруженных войск и их соединение с главными силами.

Авторы другого большого труда – военно-исторических очерков по истории Великой Отечественной войны, вышедших в 1998 г., также выделяют целый ряд ошибок при проведении этой операции.

Вероятно, не лишним будет упомянуть и о взаимоотношениях между командирами разных уровней, в том числе и в высшем эшелоне, которые были нормой в Красной Армии. Формой давления на нижестоящих командиров были чаще окрик, угроза, чем поддержка резервами или хотя бы моральная. Например, на отчете генерала П. А. Белова о действиях его войск в тылу и причинах невзятия Вязьмы Г. К. Жуков написал: «Вот образец бездарности». В отчете полковника К. Ф. Васильченко о действиях 33-й армии говорилось: «Фронт только одним заботится, что торопит армию к огульному, ничем не обеспеченному движению вперед». На Калининском фронте было то же самое. Причиной неудач 29-й и 39-й армий считалась растерянность их командующих. И. С. Конев в разговоре с членом Военного совета фронта Д. С. Леоновым 13 января 1942 г. требовал: «Предупредите Швецова, что его будем судить за невыполнение задачи по овладению Ржев… Передать Масленникову грозное предупреждение, что он за нерешительность в своих действиях, переоценку противника, доверчивость ко всякого рода слухам будет снят с должности командарма, невзирая ни на что…» Такая моральная «поддержка» вряд ли помогала в жестокой борьбе с врагом.

Продолжая традиции советской, современная российская историография войны считает Ржевско-Вяземскую наступательную операцию частью битвы за столицу и утверждает, что она «подвела черту под Московской битвой». С одной стороны, это логично, ведь между декабрьским наступлением Красной Армии и Ржевско-Вяземской наступательной операцией не было оперативной паузы, январское наступление являлось «продолжением непрекращающегося контрнаступления». С другой стороны, можно ли считать битву за Москву завершенной, если советские войска на московском направлении так и оставались стоять перед гжатским оборонительным рубежом противника в 150 км от столицы, где их остановили в конце января?