С. Волков - Русский офицерский корпус

Итак, на основании указа Правительствующему Сенату 16 января 1721 г. и Табели о рангах 1722 г. (пункты 5, 11 и 15) все лица, любого происхождения, достигшие первого офицерского чина — XIV класса (прапорщика), получали потомственное дворянство (передававшееся детям и, естественно, жене). При этом офицеры с самого начала получили очень большое преимущество перед лицами, имевшими гражданские чины (в том числе и военными чиновниками — - как их именовали впоследствии «гражданскими чинами военного ведомства» — военными врачами и т. д.): на гражданской службе потомственное дворянство достигалось лишь с получением чина VIII класса (коллежского асессора), а чины XIV–IX классов давали их обладателям только личное дворянство (если они не были потомственными дворянами по происхождению), передававшееся жене, но не детям. (В законодательстве было сказано: «Все служители Российские и чужестранные, которые VIII первых рангов находятся или действительно были: имеют оных законные дети и потомки в вечные времена, лучшему старому Дворянству во всяких достоинствах и авантажах (выгодное, благоприятное положение. — Ред.) равно почтены быть, хотя бы они и низкой породы были, и прежде от коронованных глав никогда в дворянское достоинство произведены или гербом снабжены не были».) Офицеры же сразу становились потомственными дворянами.

При этом потомственное дворянство получали лишь дети, родившиеся после получения недворянином первого офицерского чина, а остальные зачислялись в особое сословие «обер–офицерских детей». Однако при отсутствии у офицера детей мужского пола, родившихся после получения офицерского чина и возведения его в дворянство, он имел возможность передать права потомственного дворянства любому из сыновей, родившихся до этого: «…которые дослужатся до обер–офицерства, не из дворян, то когда получит вышеописанный чин, оной суть дворянин и его дети, которые родятся в обер–офицерстве; а ежели не будет в то время детей, а есть прежде, и отец будет бить челом, тогда дворянство давать и тем, только одному сыну, о котором отец будет просить»{57}.

Преимущественное положение офицеров делало само собой Разумеющимся тот факт, что дворяне избирали как правило военную карьеру и подавляющее большинство дворян в XVIII в. было офицерами. После указа о вольности дворянства 1762 г., освободившего дворян от обязательной службы, преимущества служилых дворян, в первую очередь офицеров, перед неслужилыми были усилены, проявляясь даже в мелочах. В частности, по манифесту Екатерины II от 1775 г. дворянам, не имеющим обер–офицерского чина, разрешалось ездить по городу не иначе как верхом или в одноколке на одной лошади (парою же могли ездить только офицеры){58}. Весьма важным обстоятельством было ограничение неслужилых дворян в правах по выборам дворянских сословных учреждений в губерниях. При выборах уездных и губернских предводителей дворянства, капитан–исправников, уездных судей и заседателей и некоторых чинов губернского управления (проводившихся раз в три года) дворяне, даже владеющие большим имением, но либо вовсе не служившие, либо не дослужившиеся до обер–офицерского чина, лишались права голоса подобно беспоместным дворянам (им разрешалось только присутствовать на выборах).

Возведение в дворянство за военные заслуги считалось в XVIII в. самым обычным способом получения прав высшего сословия. По Жалованной грамоте дворянству от 21 апреля 1785 г. получение потомственного дворянства связывалось также с награждением любым российским орденом (для чего военные заслуги открывали широкую возможность). В 1788 г. было запрещено давать дворянство тем офицерам, которые получили первый офицерский чин не на действительной службе, а при отставке. В целом же принципиальные положения законодательства, устанавливающие неразрывную связь между службой офицером и принадлежностью к высшему в стране дворянскому сословию, не менялись очень долго — до середины XIX в.

С другой стороны, не служить офицером хотя бы какое–то время для дворянина считалось неприличным еще и в первой половине XIX в., спустя 80–90 лет после указа о вольности дворянства, и почти все помещики (в т. ч. богатые и не нуждавшиеся в дополнительном источнике средств существования в виде офицерского жалованья) некоторое время служили офицерами «из чести». При этом служба в гвардии и в некоторых кавалерийских полках требовала гораздо больше расходов, чем составляло офицерское жалованье, и дворяне служили фактически за счет своих собственных доходов от имения. Как писал один из известных дворянских публицистов второй половины XIX в., «никогда не следует забывать, что не только деды, но и отцы и дяди наши — все сплошь почти были армейские и гвардейские отставные поручики и штаб–ротмистры»{59}. Особое совещание по делам дворянского сословия в 1898 г. справедливо отмечало: «Исторически сложившимся призванием нашего дворянства всегда было служение государству, причем главным поприщем сего служения искони была служба военная»{60}.

Итак, можно констатировать, что на протяжении полутора столетий офицерство в России не только полностью входило в состав дворянского сословия, но и было наиболее привилегированной частью этого сословия. Офицеры как профессиональная группа в социальном плане стояли выше любой другой социально–профессиональной группы населения в стране. Они обладали наиболее престижным статусом в русском обществе того времени. И вряд ли случайно, что именно этот период ознаменован самыми славными победами русского оружия, именно за это время Россия раздвинула свои границы в Европе предельно далеко (какими они и оставались с тех пор до конца ее существования), и именно в то время она была сильнейшей державой мира, занимая в нем такое положение, какое не занимала никогда ни в прошлом, ни в будущем. Вторая половина XVIII и первая половина XIX столетий поистине были «золотым веком» русской государственности.

Так или иначе положение офицерства в обществе неразрывно связано с положением в нем дворянства, неотъемлемой частью которого оно являлось, и изменения, происходившие в статусе и материальном положении высшего сословия в целом, не могли не отражаться и на положении офицерского корпуса. Между тем среди дворянства к середине XIX в. процент лиц, обладавших имениями или какой–либо иной недвижимостью, сократился очень сильно и составлял гораздо менее половины. Для лиц же, не имевших собственности, служба становилась единственным источником существования. При этом следует иметь в виду, что и благосостояние большинства неслужащих дворян–помещиков не отличалось существенно от среднекрестьянского, поскольку производимая «прибавочная стоимость» позволяла в то время десятерым содержать на том же уровне еще только одного неработающего, а уже по 8–й ревизии (1834 г.) менее 20 душ крестьян имели 45,9% дворян–помещиков (а еще 14% были вообще беспоместными){61}. К 1850 г. из 253 068 потомственных дворян в России 148 685 вообще не имели крепостных, а еще 23 984 имели их менее 10 душ (при этом 109 444 дворян лично сами занимались хлебопашеством){62}.