Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века

И что всего удивительнее – все товары эти были в большинстве своем из русского сырья и сделаны русскими руками. Невольно вспомнишь Белинского: покажите русскому человеку хоть Аполлона Бельведерского, он не сконфузится и топором и скобелью сделает его вам из елового бревна, да еще будет божиться, что его работа настоящая, «немецкая»» [30].

И все же новые магазины не могли до конца избавиться от некоторых «охотнорядских» привычек. Когда вскрывались случаи торговли некачественным товаром, владельцы заведений не только подвергались штрафам, но и становились добычей вездесущих московских газетчиков. Кто-то из купцов отделывался упоминанием его фирмы в хронике происшествий, а кому-то доводилось попасть в фельетон:

«Захожу к Чичкину.

– Дайте, пожалуйста, полтора фунта сосисок.

– Вам с ядом или без яда? – спрашивают.

– Почему с ядом? – удивляюсь.

– Для вкуса кладем мясной яд. Жаль только, иногда, знаете ли, действует скверно...

– Как же, читал в газетах: даму одну в больницу отправили. Нет, Бог с ними, с сосисками, лучше дайте фунт ветчины.

– Вам сибириязвенной прикажете? Извольте, самая свежая, только что получили несколько окороков.

Отмахиваюсь руками и стремглав вылетаю от Чичкина.

Куда? Надо хоть хлеба купить. Захожу к Чуеву.

– Вам что прикажете?

– Мне калач за 2 1/ 2копейки.

Дают пустой мешочек и говорят:

– Потрудитесь, пожалуйста, уплатить в кассу 3 копейки.

Уплатил. Развертываю тут же пакет и, пошарив рукой, достаю с самого дна какой-то уродливый кренделек.

– Это калач? – спрашиваю приказчика.

Тот почему-то радостно смеется, оскалив зубы:

– Он самый. Завсегда-с такие выпекаем... оно, знаете ли, пользы больше... да и хозяин говорит: «вредно много мучного кушать, ну, а кто уж захотел, так побольше числом возьмет».

– Тогда прибавьте мне французскую булку за 5 копеек... Однако, позвольте, почему она у вас такая маленькая?.. Точь– в-точь мятная лепешка.

– Все равно купят, какую ни дай, а я вам, господин, вот что посоветую: когда будете ее кушать, в лупу смотрите.

Я голоден; мне есть хочется. ...Откусываю кусок французской булки. На зубах что-то мерзко хрустит. Что это такое? Ржавый гвоздь, затем из булки извлекаю кусок веревки и черного таракана. Этого в такой маленькой булочке как будто бы и много».

Пожалуй, единственными магазинами без изъяна были заведения братьев Сапожниковых, Овчинникова, Оловянишниковых, где продавались ювелирные изделия и церковная утварь – настоящие произведения искусства. Их часто посещали высокопоставленные гости столицы, в том числе и коронованные особы. Любителей русской экзотики вели в магазин при Кустарном музее. Французские парламентарии, посетившие Москву в 1910 году, были очень довольны, приобретя там настоящую для европейцев диковину – деревянные счеты.

Из неординарных торговых заведений, появившихся в последние мирные годы, стоит отметить магазин американской обуви «The Vera» на Кузнецком Мосту. Его большая витрина в буквальном смысле представляло собой «окно в Америку»: в ней был изображен вид с прибывающего парохода на нью– йоркскую гавань и статую Свободы.

А бок о бок с новомодными магазинами продолжали обслуживать покупателей небольшие лавки, сохранившие интерьеры и традиции минувших столетий. По улицам расхаживали, громко рекламируя свой товар, разносчики-лоточники. На площадях и на рынках бойко шла торговля из палаток. Летом, например, продавцы зелени располагались на Театральной площади. Лишь однажды, когда в этом месте прокладывали сразу две трамвайные линии, по распоряжению городской управы зеленщикам пришлось перебраться на Красную площадь, но это было в порядке исключения.

Обычно же под стенами Кремля торг раскидывался лишь раз в году – на Вербное воскресенье. В этот праздничный день, по свидетельствам современников, через всю площадь шли бесконечные ряды палаток, в которых торговали всякой всячиной: «...искусственными цветами, вербными безделушками – лягушатами, утятами, бабочками и т.п., которыми любит утыкать себе борта молодежь. Есть палатки с вафлями, терракотовыми изделиями, золотыми рыбками, глиняной посудой, товаром букинистов. Продают „камни драгоценные“ по гривеннику штука, живых кроликов, певчих птиц, чучела птиц, подарки „для стариков и старух“ (машинки для вдевания ниток в иголку)».

Традиция походов на Вербный торг существовала с незапамятных времен. Каждый москвич считал своим долгом побывать на «Вербе» и купить хоть какой-нибудь «пустячок». Это было настолько яркое зрелище, что память о нем москвичи сохраняли на всю жизнь. Вот какой запомнилась «Верба» И. И. Шнейдеру:

«Уже в конце Тверской и на подступах к Красной площади было трудно продвигаться сквозь толпы, в которых стояли и сновали торговцы с обтянутыми бархатом щитами в руках, где сидели насаженные на длинные булавки и накрученные из „синельки“, золотой и серебряной канители, черти, повара, доктора, кухарки, горничные с бисерными глазками. В воздухе стоял треск и свист оглушительно трепетавших „тещиных языков“, писк издыхающих „уйди-уйди“, гудение картонных дудок и крики продавцов „морских жителей“ – маленьких стеклянных уродцев, бешено вертевшихся, взлетавших и падавших в наполненных водой стеклянных трубках с отверстием, затянутым куском резины, на которую стоило только нажать пальцем, чтобы привести в неистовство „морского жителя“. Над головами колыхались большие гроздья ярких воздушных шаров и колбас.

Около Исторического музея торговали пирогами «грешниками», политыми зеленым маслом, мочеными сморщенными грушами, квасом в бочонках и подозрительно яркими водами в огромных графинах. Дальше начинались ряды палаток; торговавших главным образом сладостями: большими белыми и розовыми фигурными мятными пряниками, обливными и зажаренными в сахаре орехами, тянучками, помадками, халвой, нугой и рахат-лукумом, глазированными фруктами, тульскими и вяземскими пряниками, пастилой, медовыми коврижками, леденцами, изюмом, сушеными и свежими фруктами, маковниками, косхалвой, вареньем и медом в больших бочках.

Торговали книгами, кустарными изделиями, птицами, золотыми рыбками, коврами и дорожками, картинами и гравюрами, кустарными скатертями, салфетками и полотенцами, зонтами и тростями, вятскими игрушками, «лукутинскими» шкатулками, искусственными цветами, гирляндами для икон, пасхальными яйцами и пучками красноватых прутьев вербы с серебряными пушинками и с зеленой брусничной веточкой...

За рядами палаток у Василия Блаженного было царство мороженщиков, с ящиком на двухколесной тележке или с кадкой на голове» [31].