Френсис Бейли - Защита никогда не успокаивается

Чтобы доказать невменяемость моего подзащитного, мне пришлось бы поддержать позицию обвинения. У меня не было ни малейшего желания отправить Джимми Мартина на электрический стул, доказав то, что не удалось обвинению. С другой стороны, защита могла бы и не поднимать вопрос о невменяемости, но это тоже было опасно. В поисках третьего варианта, я подошел в коридоре к судье Мюррею.

— А что если нам сделать раздельный суд, как в Калифорнии? — спросил я. — Пусть присяжные решают, виновен ли он, и если они сочтут, что виновен, тогда уж будем говорить о невменяемости.

— Мысль интересная, — ответил судья. — И если бы речь не шла о смертной казни, я мог бы согласиться. Но законом это не предусмотрено, и решить этот вопрос может верховный суд, но не я.

— Леди и джентльмены, — начал я свою вступительную речь, — мы не будем говорить о том, совершил обвиняемый преступление или нет. Это решать вам. Но если вы сочтете его виновным, то на основании доказательств, которые я вам сейчас представлю, вам придется также признать, что он был невменяем и, следовательно, не отвечал за свои действия.

Это выступление озадачило кое-кого из присяжных, и их можно понять. Вся трудность моего положения стала очевидна, когда я вызвал давать показания доктора Роберта Мезера. Он работал с Мартином с момента его ареста, и я рассчитывал, что он сумеет доказать, что Джимми психически болен. Но надо было действовать очень осторожно, не задавать вопросов, которые дали бы возможность Джеку Мулерну во время перекрестного допроса заговорить о сделанном когда-то признании.

— Доктор, — спросил я, — есть ли у вас определенное мнение, что подсудимый страдал 26 июня 1961 года каким-либо психическим или умственным дефектом?

Мезер не сразу сообразил, что от него требуется.

— Да, у меня есть мнение, — ответил он.

— Пожалуйста, изложите его.

— Возражаю, — заявил Мулерн.

— Поддерживаю возражение, — сказал судья Мюррей.

Мы с Мулерном подошли к судейскому столу.

— Мне кажется, я имею право получить эти показания, — сказал я. — Если доктору Мезеру позволят ответить, он скажет, что Мартин болен шизофренией и в тот день к тому же у него случился приступ эпилепсии, спровоцированный алкоголем; и то, и другое является психическим заболеванием.

— Нет, — ответил судья, — не разрешаю этот вопрос. Если вы хотите строить защиту на основании невменяемости, можете попросить доктора, исходя из того, что Мартин совершил преступление, описать его психическое состояние — мог ли он отличить правильные поступки от неправильных и так далее.

— Следуя этому решению, для того чтобы доказать невменяемость, нужно признать вину моего подзащитного, — сказал я.

— Можете считать как вам угодно, — ответил судья. — Я вынес решение.

Я попросил устроить перерыв и объяснил Джимми нашу проблему.

— Я в этом ничего не соображаю, — ответил он. — Делайте как хотите.

Когда суд снова собрался, я попросил судью Мюррея встретиться и побеседовать у него в кабинете со мной и с Мулерном в присутствии стенографистки. Мне в голову пришла одна мысль.

— Ваша честь, — начал я, когда мы все собрались, — я хотел бы сделать одно заявление для протокола, и после этого защита успокоится.

Судья Мюррей пристально посмотрел на меня, но где-то в глубине глаз у него мелькнула тень улыбки.

— Решение прекратить защиту принадлежит только мне, но никак не моему подзащитному, — пояснил я. — По моему мнению, Мартин, вследствие его психического состояния, юности и недостатка образования, не способен понять и оценить возможные способы своей защиты и сопутствующий риск. Я считаю, что обвинение оказалось не в состоянии представить убедительные доказательства вины подсудимого и на данный момент присяжным не может быть позволено вынести решение по основному пункту обвинения. Если я буду продолжать защиту по основаниям невменяемости, так, как этого требует суд, мне, по сути дела, придется доказывать вину своего клиента. Поскольку адвокатом этого подсудимого меня назначил суд, я не считаю себя вправе строить защиту подобным образом. Кроме того, я возражаю против такого положения дел, когда обвинение может представить половину доказательств вины, а остальные заставить давать подсудимого, который хотел бы строить свою защиту на косвенных доказательствах.

Это было одним из самых серьезных заявлений, какие мне приходилось делать в суде, и я решил быть понастойчивей.

— Кроме того, — продолжал я, — насколько можно судить, присяжные не получили никаких доказательств изнасилования и убийства. Обвинительный вердикт за эти преступления влечет смертную казнь осужденного. Я не стану подвергать его такой опасности. Опыт научил меня, что, действуя в пределах архаических правил нашего сегодняшнего законодательства о психически больных, присяжные склонны отвергать защиту на основании невменяемости даже в тех случаях, когда заключение судебно-медицинской экспертизы абсолютно неоспоримо, особенно если речь идет о таком тяжком преступлении, как это. Верховный суд, случалось, оставлял в силе обвинительный приговор, даже если все психиатры свидетельствовали о невменяемости подсудимого, и это при том, что по закону бремя доказывания вменяемости лежит на обвинении, а не на подсудимом. Учитывая все эти недостатки нашей системы, я вынужден в настоящее время прекратить осуществлять защиту подсудимого; ни я, ни мой подзащитный не отказываемся от права на защиту по основаниям невменяемости. Если он будет признан виновным в преднамеренном убийстве любой степени, я потребую нового суда. В доказательство, что Джеймс Мартин не пытается каким-то образом уйти от наказания, наше предложение о признании вины в неосторожном убийстве остается в силе.

Теперь все зависело от судьи Мюррея. Он несколько минут смотрел в окно и наконец принял решение.

— В данных обстоятельствах, — сказал он, — я считаю позицию адвоката правильной. Мы разделим судебный процесс. Вы, господа, представите ваши аргументы по существу дела, а я дам напутствование присяжным. Если подсудимый будет осужден, мы не будем заносить вердикт присяжных в протокол. Мы обсудим вопрос о невменяемости, заново рассмотрим дело, и, выслушав ваши дальнейшие аргументы, присяжные вынесут вердикт только относительно вины либо невменяемости.

Мое выступление было коротким. Я подчеркнул слабые места в обвинении и множество оснований для сомнения. Джек тоже был краток; без признания обвиняемого у него имелось немного доказательств.

Напутствование судьи было кратким, ясным и точным; не стоило и пытаться найти в нем какие-то ошибки для будущей апелляции.

Вердикт был готов через несколько часов.