Френсис Бейли - Защита никогда не успокаивается

Сэм и Ариана смотрели выступление Корригана по телевизору. После передачи, когда они вернулись домой, у дверей квартиры их уже поджидали репортеры. В ответ на вопрос, готов ли он предстать перед судом, Сэм сказал:

— Хоть сию минуту.

Кто-то спросил, будет ли он давать показания под присягой.

— Можете не сомневаться, — ответил Сэм.

Ни он, ни я не предполагали, что к началу суда я не рискну позволить Сэму защищать самого себя.

Второй суд над Шеппардом был назначен на 24 октября 1966 года — через двенадцать лет и шесть дней после начала первого. Для Сэма серое здание уголовного суда округа Кайахога было возвращенным адом. Зал заседаний на втором этаже, где он был приговорен к пожизненному заключению, находился как раз напротив того зала, где мы намеревались добиться его оправдания. Он не мог избавиться от воспоминаний, от страха. И никакие мои уговоры не могли вызвать у него доверие к системе присяжных.

— Один раз они уже упрятали меня за решетку ни за что ни про что, — сказал он перед самым судом. — Посадили меня, несмотря на покалеченную шею и выбитые зубы, хотя было ясно, что не сам же я себя изуродовал. Боже мой, Ли, и вы хотите меня убедить, что они не могут опять сделать то же самое?

Я еще раз постарался убедить его, но гарантировать ничего не мог.

— Даже если они, что весьма маловероятно, вынесут обвинительный вердикт, вы имеете право быть немедленно освобождены условно-досрочно. Я уверен, что нашей апелляции они предпочтут условное освобождение.

Он кивнул, но мы оба понимали, что условное освобождение — это не настоящая свобода.

Примерно в это время я узнал горькую правду о Сэме. Он терял интерес к жизни и в поисках опоры стал хвататься за выпивку и наркотики. Я заявил, что не хочу, чтобы Сэм давал показания в суде, поскольку он уже неоднократно излагал свою историю и в качестве свидетеля будет всего лишь легкой мишенью для обвинения. Конечно, это были веские аргументы, однако настоящей причиной было его состояние. Об этом почти никто не знал, но во время судебного заседания бывали моменты, когда Сэм не отдавал себе отчета, где он и что с ним происходит. Я не мог позволить ему занять место свидетеля и не мог допустить, чтобы о его состоянии узнало обвинение. Наоборот, я поддерживал у всех уверенность, что Сэм будет давать показания. Для этого у меня имелись серьезные основания — обвинение намеревалось вызвать в суд Френчи, заключенного, который находился вместе с Сэмом в тюрьме штата Огайо. По имевшейся у меня информации, этот человек, в обмен на помилование, должен был заявить, что вместе с Сэмом намеревался убить Спенсера Хоука, инсценировав самоубийство последнего и заставив его написать предсмертную записку, в которой Хоук должен был оправдать Сэма и взять на себя вину за смерть Мэрилин.

Я предполагал, что наши противники собираются использовать Френчи под занавес, как последний аргумент после показаний Сэма. Поэтому пришлось прибегнуть к хитрости.

— Похоже, — говорил я, — Сэму придется давать показания.

Обвинение попалось на эту удочку — они оставили Френчи для опровержения показаний Сэма. Впоследствии Корриган признался мне, что, по его словам, я застал его врасплох тем, что не вызвал Сэма в качестве свидетеля. В результате он лишился возможности использовать показания Френчи. После суда многие сочли мое решение блестящим маневром. На самом деле все обстояло гораздо проще — у меня не было выбора. Сэм был не в состоянии выступать.

Я убежден, что Джон Корриган не доверял своему свидетелю. Даже без показаний Сэма судья позволил бы обвинению допросить Френчи в качестве свидетеля. Разумеется, в этом случае я вызвал бы в суд взвод заключенных, которые подтвердили бы, что Сэм никогда не разговаривал с Френчи наедине. К тому же сомневаюсь, что, утопив Сэма, Френчи бы долго прожил на этом свете: другие заключенные никогда бы ему этого не простили.

Во время первого суда Сэм Шеппард давал показания три с половиной дня. На втором суде он не открыл рта. Но если бы он даже был в состоянии выступать, это не имело бы значения. Как выяснилось, в этом не было никакой необходимости.

Вторично дело рассматривал сорокашестилетний судья Френсис Тэлти, бывший адвокат. Он пользовался репутацией строгого, серьезного судьи и был твердо намерен в течение всего процесса сохранять полную объективность и беспристрастность по отношению к подсудимому. Впервые я близко столкнулся с судьей Тэлти, когда обратился к нему с просьбой о проведении суда в другом месте. Он отказал, и я с уважением отнесся к его решению. Попросив о переводе дела в другой суд, мы как бы высказали предположение, что даже судья Тэлти не в состоянии обеспечить объективное судебное разбирательство здесь, в Кливленде. Своим отказом он заявил, что прекрасно справится с этой задачей.

Судья Тэлти был суров по отношению к прессе. Он запретил входить в здание суда фотографам и кинооператорам и принял меры к тому, чтобы всю информацию о процессе журналисты получали только во время судебного заседания. Для представителей прессы он оставил в зале суда четырнадцать мест, но лишь два из них предназначались не для кливлендских репортеров: одно для Юнайтед Пресс и одно для Ассошиэйтед Пресс. Я возражал против такого решения. Во-первых, я сомневался, что кливлендские газеты сумеют дать объективный отчет о происходящем, во-вторых, не считал, что решение Верховного суда давало местным судам так много власти над прессой. Мое возражение было отклонено, да и сама пресса не слишком энергично отстаивала свои права.

Потребовалась неделя, чтобы подобрать присяжных — семь мужчин и пять женщин, большинство сравнительно молодые. Я был очень доволен, что старшиной присяжных стал инженер Ральф Уичел. Ему, как и мне, было тридцать три года, он хорошо разбирался в современных научных доказательствах. После того как присяжные были назначены, судья Тэлти приказал до конца процесса изолировать их в гостинице. Это оказалась та самая гостиница, где остановился я, и мне пришлось немедленно перебираться в другую.

На первом суде слабым местом в защите Сэма было то, что адвокаты не сумели собрать достаточного количества доказательств. На этот раз мы располагали показаниями доктора Пола Лиланда Кирка, криминалиста, обследовавшего спальню Шеппардов. Кроме того, вместе с Энди Терни мы по всей стране разыскали и допросили немало свидетелей, выступивших в защиту Сэма в 1954 году.

Первым представило своих свидетелей обвинение. Большинство из них давало показания еще в 1954 году; на этот раз не все у них прошло так гладко. Например, Роберт Шотке. В то время он был сотрудником отдела убийств кливлендского управления полиции, и на первом суде выступал главным свидетелем обвинения. Шотке допрашивал Сэма в госпитале всего через несколько часов после убийства и обвинил его в этом преступлении; тогда Шотке считали кем-то вроде Дика Трейси или сержанта Фрайди, смело выступившего против могущественного семейства Шеппардов и заклеймившего убийцу. Во время перекрестного допроса я прежде всего установил, что Шотке присутствовал в тот момент, когда сын Хоука нашел сумку для инструментов, в которой обнаружили окровавленные часы Сэма, его связку ключей и кольцо с университетской эмблемой.