Иван Медведев - Пограничные зори

Не дожидаясь, пока у Ольхина кончится отпуск, я уехал с заставы в комендатуру и за обедом познакомился с офицерами. Один из них — военврач, человек со скуластым лицом и черными раскосыми глазами, спросил меня:

— Значит, вы от Емельянова? Не знаете, как там, нет больных?

— Нет, но могли быть. Меня капитан «прогулять» хотел было. Хорошо, один товарищ предупредил.

Военврач улыбнулся так, что его раскосые глаза превратились и вовсе в щелочки.

— Старая школа! Он вам не рассказывал, как служил в Средней Азии?

— Рассказывал. Очень интересно… Вы не знаете этой истории с Ниязовым и Савиным?

Офицеры переглянулись, и лицо у военврача сразу стало непроницаемым.

— Нет, не знаем, — ответил он за всех. Майор-комендант постучал вилкой по тарелке и укоризненно сказал:

— Нехорошо гостя обманывать, товарищ Ниязов!

Военврач смутился и пробурчал что-то невразумительное. Потом он снова поглядел на меня.

— Какую вы фамилию еще назвали? Савин? Не было у нас такого. Это Емельянов пошел тогда за нарушителями…

Потом я уехал на другие заставы. Тот же серый от дорожной пыли газик бежал между опустевших полей, иссеченного осенними дождями жнивья. А мне ясно виделась раскаленная, выжженная солнцем степь. И одинокий человек, бредущий по ней с карабином в опущенной руке.

Большой, черноволосый, со спокойным взглядом, он неторопливо ходил по заставе, вникая в каждую мелочь, беседовал с бойцами, расспрашивал их о доме, о родителях. Он был не особенно речист, говорил немного, зато умел заронить в душу добрые зерна…

Часто приходили Бутырину письма. Приносили они с собой шелест ковыля, плеск прозрачной речушки, теплый голос матери, оставленной где-то очень далеко. Прочитав письмо, парторг делился новостями с товарищами.

…Шел сентябрь тридцать первого года. Над заставой занимался новый день, легкий ветерок тревожил пыльную листву деревьев, тронутую желтизной осени.

Вдруг в открытые ворота вихрем на взмыленном коне ворвался всадник. Он резко остановился возле крыльца, соскочил на землю, бросил поводья подбежавшему бойцу и скрылся в канцелярии. Появление пограничника с соседней заставы нарушило размеренность утренних часов, хотя никто еще не знал, что случилось. Бойцы насторожились, и когда раздался сигнал боевой тревоги, он никого не застал врасплох.

На крыльце показался командир. Подождал немного, посмотрел на пограничников, негромко сказал:

— Товарищи, обнаружена банда, которая пытается уйти за границу. Эта банда убивала и грабила, не щадила ни старого, ни малого. Мы не можем позволить ей уйти от возмездия. По коням!

Группа пограничников во главе с командиром повернула на запад, другая, с Бутыриным, — на восток, в сторону гор.

Прошло около часа. Парторг ехал впереди бойцов. Нещадно палило солнце, и гимнастерка, мокрая от пота, успела просохнуть, покрылась белыми разводами.

Пограничники внимательно оглядывали местность, но вокруг не было ни души.

«Неужели ушли?» — подумал Бутырин и почувствовал досаду.

Оставалась еще надежда, что командир настиг басмачей. А здесь стояла тишина и слышен был только перестук копыт. Парторг решил осмотреть глухое длинное ущелье. Стиснутое скалистыми обрывами, оно выходило к границе.

Подозвав командира отделения, Бутырин сказал:

— Следуйте прежним маршрутом. А я осмотрю ущелье.

Отделенный задумывается на минуту. В глазах его озабоченность.

— Может, не стоит одному, товарищ парторг? Возьмите кого-нибудь с собой.

— Нет, нет, нам нельзя распылять силы. В случае чего — дам сигнал.

Бутырин тронул коня и направился к видневшемуся вдали холму, с которого хорошо просматривалась равнина. Определенного плана действий у Бутырина не было, но что-то толкало его вперед. Вот и холм. Парторг спешился, взобрался повыше. Медленно поворачивал он голову, стараясь ничего не пропустить, и на востоке заметил клубы пыли. Тревожно забилось сердце. Бутырин подождал еще немного: может, чабаны гонят овец? Но когда разглядел в пыльной завесе поблескивающие короткие стволы винтовок за плечами всадников, понял: басмачи. На полном карьере они направлялись к входу в ущелье. Если дать сигнал, банда ускорит движение, тогда уж ее не догнать.

Что делать? На размышление оставались считанные секунды. Банда приближалась, и Бутырин различал усталые свирепые лица под папахами. И решение пришло: добраться раньше басмачей до ущелья и задержать их до подхода отряда. О том, что бандитов слишком много, парторг не думал.

Он скатился с холма, вскочил в седло и, пригнувшись к рыжей гриве, галопом помчался в ущелье. В голове было одно: лишь бы с конем ничего не случилось.

— Быстрей, быстрей, мой гнедок — шептал он коню.

И тому словно передались нетерпенье и тревога хозяина.

Вскоре показались валуны, загромождавшие вход в ущелье. Бутырин понял, что успел. Он соскочил с коня и выбрал место за большим валуном. Отсюда была отлично видна горловина ущелья.

Гранаты, полсотни патронов, винтовка — все его вооружение. Парторг дослал патрон в патронник. О смерти не думалось, не хотелось думать.

Бутырин поднял винтовку и поймал в прорезь прицела лицо басмача. Затем взял чуть ниже и плавно нажал на спуск. Фигура всадника дернулась и свалилась набок. Испуганный конь помчался вперед, волоча по камням безжизненное тело. Басмачи придержали коней, сбились в кучу. Пограничник послал туда четыре пули. Банда рассыпалась, он увидел бьющуюся на земле лошадь и еще два неподвижных тела.

Наступившая тишина угнетала Бутырина. Враг не был виден, и в сердце постепенно закрадывалось беспокойство.

Когда из-за далекого валуна показалась папаха, он поспешно, не целясь, выстрелил. В ответ застучали частые выстрелы, пули запели над головой. Мелкие осколки камня, выщербляемого пулями, больно секли лицо.

— Скоро управиться захотели, сволочи! — переводя дыхание, удовлетворенно шепчет парторг. — Погодите, подойдут наши, посчитаемся.

Он был убежден, что вот-вот подоспеют товарищи, это придавало ему уверенности.

…Предводитель банды стоял молча, положив узкую ладонь на вздрагивавшую от выстрелов шею коня. Вокруг вполголоса галдели, каждый высказывал свою точку зрения, но никто не смел повысить голос, пока молчит главарь. Все произошло так неожиданно и стремительно, что до сих пор он не мог прийти в себя. Казалось бы, он увел своих людей от опасности, эскадрон красноармейцев безуспешно искал его следы в пяти часах хода отсюда. Теперь граница так близко, и уж никто не должен был помешать им. Но, как по волшебству, появился этот неуязвимый пограничник. Предводитель пробормотал себе под нос ругательство, а это было признаком растерянности. Маленькие острые глаза из-под глубоко надвинутой папахи, ощупывали каждого. Он, главарь, знал, что почти необъяснимый животный страх сковывает души его людей, поэтому заговорил резко, с иронией. Нужно было подавить в них страх и вызвать ярость, а сколько их останется в живых — его не заботило.