Валерий Михайлов - Хроника великого джута

Николай II записывал в дневнике:

«17 апреля. Прибыли в Екатеринбург. 4 часа простояли у одной станции. Происходило сильное брожение между здешними и нашими комиссарами. В конце концов одолели первые. Поезд пошел до другой товарной станции. Яковлев передал нас здешнему областному комиссару, с которым мы втроем сели в мотор и поехали по пустынным улицам в приготовленный для нас дом: Ипатьева…». [33] Там же.

Следователь Николай Алексеевич Соколов писал в. книге «Убийство царской семьи»:

«Весной 1918 года был в Екатеринбурге особый железнодорожный отряд, занимавшийся расстрелами в пределах железной дороги.

Во главе его был кр-н Парфений Титов Самохвалов, служивший также шофером в советском гараже.

Ему и было доверено перевезти в автомобиле Государя, Государыню и Марию Николаевну с вокзала в дом. Ипатьева.

Самохвалов показал на следствии: «Я не помню, какого числа это было, но помню, что в апреле месяце меня вызвал в здание Екатеринбургского Окружного Суда комиссар Голощекин и приказал мне следить, чтобы все благополучно было в гараже с машинами».

Через несколько дней ему было приказано подать автомобиль к дому Ипатьева. Самохвалов не знал тогда этого дома. Он говорит описательно: «…Из дома вышли комиссар Голощекин, комиссар Авдеев и еще какие-то лица (кроме Голощекина и Авдеева вышло еще человека два), сели в автомобили, и мы все поехали на станцию Екатеринбург–I… Когда мы прибыли на станцию Екатеринбург–I, здесь от народа я услышал, что в Екатеринбург привезли Царя. Голощекин сбегал на станцию и велел нам ехать на Екатеринбург-II. Там мы подъехали на машинах к одному месту, где стоял вагон I класса, окруженный солдатами. Оттуда вышли Государь Император, Государыня Императрица и одна из дочерей их… Их посадили в мой автомобиль… Опять мы поехали к тому самому дому, обнесенному забором, про который я уже говорил. Командовал здесь всем делом Голощекин. Когда мы подъехали к дому, Голощекин сказал Государю: «Гражданин Романов, Вы можете войти». Государь прошел в дом. Таким же порядком Голощекин пропустил в дом Государыню и Княжну и сколько-то человек прислуги… Когда Государь был привезен к дому, около дома стал собираться народ. Я помню, Голощекин кричал тогда: «Чрезвычайка, чего вы смотрите!» Народ был разогнан» . [34] Соколов Я.Л. Цит. пр. С. 147.

Соколов заключает: «Голощекин, Юровский и Заславский [35] Еще 13 апреля 1918 года Заславский во главе отряда красноармейцев прибыл в Тобольск из Екатеринбурга, чтобы взять под «свою охрану царскую семью, отбив это право у «ненадежного» омского красноармейского отряда. Это Заславскому не удалось ( Соколов Я.Л. Цит. пр. С. 58.). были теми людьми, которые проявляли власть над царской семьей с первого момента прибытия ее в Екатеринбург» .

В запасниках Свердловского краеведческого музея есть картина «Передача Романовых Уральскому Совету». Ее автор, художник В.Н. Пчелин, которому в Свердловске к десятилетию Октября было заказано это полотно, расспросил участников «передачи», как было дело, и для памяти набросал в блокнот:

«Природа… Вдали лесок. Два барака на песочной площадке с травкой… И уходящий поезд – паровоз с дымком…

Присутствовали: передавали Романовых, окруженных 40 красноармейцами, – комиссар Яковлев и его помощник…

Принимали – (члены Уралсовета) тов. Белобородов, тов. Голощекин, тов. Дидковский…». [36] Огонек. 1990, № 22. С. 25.

Пчелин выполнил поручение со всем соцреалистическим усердием. Он изобразил две кучки людей, на виду солдатской цепи и окутанного дымом железнодорожного состава, напряженно вглядывающихся друг в друга. В лицах Николая II, царицы и великой княжны Марии смятение и тревога, зато напротив них прямо-таки стоят герои. Глаза выступившего на полшага вперед Яковлева горят, правая ладонь развернута к встречающим: дескать, доставил, принимайте. По другую сторону Белобородов в черной кожаной куртке, Голощекин в папахе и шинели, Дидковский с красноармейцем – все уверенные, холодно сдержанные. Филипп Исаевич запечатлен для истории в полупрофиль, с острой мефистофельской бородкой, в его осанке особенно много достоинства. Он на переднем плане, но как бы и в стороне. Наблюдает…

Белобородов телеграфировал в Москву: «ВЦИК Свердлову пред. Совнаркома Ленину Тридцатого апреля 11 часов я принял от комиссара Яковлева бывшего царя Николая Романова бывшую царицу Александру и дочь их Марию точка Все они помещены в особняк запятая охраняемый караулом точка».

Если раньше все сообщения в Москву шли на имя Свердлова, то теперь выявился и другой адресат – Ленин.

Отныне особняк инженера Ипатьева стал именоваться большевиками Домом особого назначения. В самом названии – предумышленное злодейство…

«Прибытие в Екатеринбург Императора вскрыло, – как писал Соколов, – фигуру распорядителя Голощекина». Не только! Открытое выявление «распорядителя» обнажило и смысл того, зачем сразу же после Октябрьского переворота Свердлов направил своего старого товарища «Жоржа» фактическим наместником Урала. С приходом к власти большевиков российскому императору был немедленно подписан смертный приговор. И были определены его исполнители. Вот почему отвезти свою будущую жертву в уготовленную ловушку «Дон-Кихот» не доверил никому.

Кроме жены, Александры Федоровны, в заключении вместе с царем оказалась вся его семья: дочери – Ольга, двадцати двух лет, Татьяна, двадцати лет, Мария, восемнадцати лет, Анастасия, шестнадцати лет, и неизлечимо больной сын Алексей, четырнадцати лет.

Николай II, не изменяя многолетней привычке, вел дневник (он хранится в Центральном государственном архиве Октябрьской революции):

«…Дом хороший, чистый… Чтобы идти в ванную, нужно проходить мимо часового у дверей караульного помещения. Вокруг дома построен высокий дощатый забор в двух саженях от окон. Там стоят пять часовых, в садике тоже…

2 мая. Приближение тюремного режима продолжалось. И выразилось тем, что утром старый маляр закрасил все стекла во всех комнатах известью. Очень похоже на туман, который смотрит в окна. Все время кто-нибудь из комиссаров находился в саду и следил за ним, за нами и за часовыми…» . [37] Цит. по: Непеин И. Цит. пр.

На условия заключения никто не жаловался, а между тем нарастал моральный террор.

Охранник Якимов показал на следствии: «Они иногда пели. Мне приходилось слышать духовные песнопения. Пели они Херувимскую песнь…» А стража пьянствовала, шумела. Привлеченные большими деньгами и непыльной работой догляда, охранники всячески старались подгадить царским узникам: сопровождали княжен в уборную, подпирали ее дверцу спинами во время пользования, писали на стенах «разные нехорошие слова», рисовали похабщину, горланили революционные песни: «Вы жертвою пали в борьбе роковой», «Отречемся от старого мира», «Дружно, товарищи, в ногу».