Валерий Михайлов - Хроника великого джута

Вспоминал ли он, Голощекин, получая отовсюду сведения про голод и каннибализм, о том, как лепил пельмени тогда, накануне нового 1916 года, в далеком сибирском селе Монастырском?..

«В конце сентября 1919 года, – в приподнятом тоне начинают В.Н. Александров и Ю.Н. Амиантов юбилейную статью, написанную к 90-летию со дня рождения Ф.И. Голощекина, – в доме № 7 по Моховой улице в Москве, где размещался секретариат ЦК РКП (б), состоялась радостная встреча: старый коммунист Ф.И. Голощекин увиделся со своим сыном-подростком. С начала 1918 года, находясь на ответственной работе на Урале, Ф.И. Голощекин потерял связь с семьей, которая обратилась в ЦК партии с просьбой найти мужа и отца. Сотрудники секретариата ЦК отыскали Голощекина и устроили ему свидание с сыном. Немного времени смог уделить Филипп Исаевич сыну, а затем – новое ответственное задание партии и снова разлука. Жизнь Ф.И. Голощекина не принадлежала ни ему самому, ни семье – она была целиком отдана партии большевиков». [22] Вопросы истории КПСС. 1966, № 8.

Странное дело: почему Берта Иосифовна Перельман не обратилась ранее к своему старому товарищу по революционному подполью и ссылке в Нарыме Якову Михайловичу Свердлову, которому не однажды писала в Туруханокий край? Председатель ВЦИКа хорошо знал, где находился с начала 1918 года его близкий друг Жорж, потому как поддерживал с ним регулярную телеграфную связь и принимал у себя дома в Москве… Впрочем, что гадать, должно быть, на то, как разыскивать «мужа и отца», имелись свои причины. (Спустя некоторое время Б.И. Перельман покончила жизнь самоубийством, и Голощекин писал в уральской газете, что у нее хватило сил «красиво уйти из жизни».)

Но вот кратковременность свидания в доме на Моховой отнюдь не вызывает особого удивления. О чем Филиппу Исаевичу было говорить с сыном, которого он почти не видел и не знал? Не рассказывать же подростку о том, как совсем недавно, год с небольшим назад, он вез из Екатеринбурга в одном из трех тяжелых ящиков заспиртованную голову примерно такого же по возрасту мальчика, среди других заспиртованных голов?..

«О жизни Филиппа Исаевича Голощекина – видного деятеля Коммунистической партии, крупного военного и политического работника, стойкого ленинца – известно пока немного», – сокрушались свердловские исследователи О.А. Васьковский и Е.И. Моисеева. [23] Вопросы истории Урала. Свердловск, 1967. Между тем именно с этим уральским городом связана у Голощекина одна из самых значительных страниц его жизни. Казалось бы, материал под рукой, однако уральские историки обходят полным молчанием эту страницу. Как и Александров с Амиантовым. Как и все другие отечественные исследователи – вплоть до последнего времени.

Но прежде чем перейти к этой странице, вернемся в дореволюционную пору.

В упомянутой ранее книге К.Т. Свердловой-Новгородцевой под одной из фотографий написано: «Свердлов в группе товарищей, возвращающихся из ссылки». Представительные, тепло одетые, в меховых шапках и шубах, упитанные мужчины выжидающе смотрят в объектив. Позы несколько картинные – фотографы тех лет называли себя художниками и, естественно, работали над композицией. Причудливей всех одет Голощекин – он в круглой шапке из пушного зверька и в остяцком меховом тулупчике. Страсть ли к экзотике заставила его выбрать такое одеяние или сибирские морозы? Быть может, и то и другое вместе: накануне фотографирования им с другом пришлось совершить довольно долгий путь.

«В первых числах марта 1917 года, – пишет Клавдия Тимофеевна Свердлова, – до Монастырского дошла радостная весть: царское самодержавие пало…

С отъездом необходимо было спешить. До Красноярска предстояло проехать более тысячи верст на лошадях. Единственной дорогой был Енисей, а он со дня на день мог тронуться в верховодье.

Яков Михайлович не медлил ни минуты. Вместе с Жоржем Голощекиным они моментально собрались и выехали сразу же после получения телеграммы…

…Мела свирепая туруханская метель, однако чуть ли не все население Монастырского высыпало на берег Енисея. Все жали Свердлову и уезжающему с ним Голощекину руки, желали им счастливого пути.

…Ехали они… не вылезая из саней, не желая тратить ни минуты. Останавливались на отдельных станках и в селениях лишь затем, чтобы сменить лошадей, просмотреть… свежие… газеты. И проскочили. Хотя и пришлось в конце пути объезжать многочисленные полыньи, ежесекундно рискуя провалиться под лед, но до Енисейска добрались благополучно. Путь в Красноярск, в Россию был открыт!». [24] Новгородцева-Свердлова К.Т. Цит. пр.

15 марта путешественники доехали до Анциферова, где с ними вышел небольшой казус: кончились деньги. Пришли к волостному комиссару Корфу и предъявили ему удостоверение Енисейского общественного управления, которое в первых словах возвещало: «Ко всем властям и населению свободной России…» Корф выдал им десять рублей, и Свердлов с Голощекиным смогли продолжить дорогу.

20-21 марта они уже участвовали в заседании Красноярского Совета, а на следующий день выехали в Петроград.

«Приехали они 29 марта, – продолжает К.Т. Свердлова, – и прямо с вокзала отправились к сестре Якова Михайловича – Сарочке. Она потом рассказывала мне, как неожиданно нагрянул Яков Михайлович…

Не ответив и на десятую долю вопросов, Сарочка вспомнила, что брата надо хоть чем-нибудь накормить с дороги… как вдруг Яков Михайлович схватился за голову.

– Жорж, ой, Жорж! – простонал он.

– Почему Жорж? Какой Жорж?

– Да Голощекин. Я его у дверей оставил, на улице… А ведь прошло уже с полчаса. Сходи лучше ты за ним, а то он меня убьет, непременно убьет. Узнать его очень легко: такой длинный, тощий, с бородкой, усами, а черной шляпе. Словом – Дон-Кихот.

Сарочка быстро вышла на улицу и сразу узнала Голощекина, уныло переминавшегося на тротуаре. Вместе с ним вернулась к себе, напоила Свердлова и Голощекина чаем и повела в Таврический дворец.

Как раз в эти дни… проходило первое совещание представителей Советов наиболее крупных городов России…». [25] Там же.

Вскоре после Октября Свердлов стал председателем ВЦИКа, Голощекина послали в Пермь, где он возглавил губком. Вряд ли это назначение обошлось без участия Свердлова, взвалившего на себя, как писал Ленин, массу организаторской работы: ему наверняка был нужен на Урале абсолютно надежный и проверенный человек. Дело в том, что с августа 1917 года в Тобольске под охраной находился бывший царь Николай II с семьей.

Императора сослал в Тобольск Керенский. Почему именно в Тобольск? Сам Керенский объяснял это, и тогда и впоследствии, крайне невразумительно: дескать, в Сибири безопаснее и губернаторский дом удобен и хорош (а дом даже и не подготовили к приему узников). Ближе всех к разгадке подошел проницательный Н.А. Соколов, который проводил следствие по убийству царской семьи: