Григорий Брейгин - Расследование продолжается

На этот раз, очутившись в комнате следователя, Колька вдруг почувствовал какую-то ноющую боль под «ложечкой». Валя Еремченко, нарядная, веселая и оттого еще более привлекательная, заканчивала разговор по телефону.

— Да-да, через полчаса я освобожусь, — щебетала она совсем по-девчоночьи, — и мы продолжим нашу беседу с глазу на глаз… Пока!

Не переставая улыбаться, Еремченко прошлась по комнате, постояла у залитого солнцем окна, затем обернулась и, словно только сейчас заметив Кольку, посерьезнела.

— Садитесь, Костылев, — сказала она. — Думается мне, мы с вами встретились в последний раз. Так как протокол дознания вами уже подписан, в краже свитера вы признались, нам, собственно, разговаривать уже не о чем. Мне только хотелось уточнить одну маленькую деталь. А именно: из каких соображений вы, Костылев, оказавшись в камере предварительного заключения, поспешили обменять новые шерстяные брюки на ту рвань, в которой сейчас щеголяете?

Сердце у Кольки дрогнуло, но он, поборов страх, изобразил на своем лице подобие улыбки.

— Охота вам, гражданка следователь, говорить о пустяках, — сказал он и пожал плечами. — Давайте лучше поговорим о хорошеньких, продавщицах…

Но для Кольки наступил день неприятных неожиданностей. Вместо того, чтобы, как это бывало в подобных случаях, замкнуться и перейти на сугубо официальный тон, Еремченко рассмеялась. Она смеялась долго, так долго, что Колька почувствовал даже какое-то опасное для него неудобство и нетерпеливо заерзал на стуле.

— Ох, никто не умеет рассмешить так, как вы, Костылев, — сказала наконец Валя, делая вид, что вытирает слезы. — Вы пользовались бы у девушек успехом, если бы… — она сделала паузу и словно отрубила, — если бы не были жалким мальчишкой! Но, пусть будет по-вашему, поговорим о продавщицах…

И начала рассказывать о девушках, работающих в ЦУМе и «Колосе». Она до мельчайших деталей описывала их внешность (и при этом с улыбкой смотрела Кольке в глаза); вспоминала, кто из них и где учится, чем страстно увлекается, о чем мечтает, к чему стремится и сколько иждивенцев «тянет» на своих слабых, «не мужских плечах»; говорила о том, как больно бьют по их и без того не роскошному бюджету разные там не зависящие от продавца недостачи и как бывает обидно, когда какой-нибудь грязный воришка лишает их честно заработанной копейки…

С каждым словом ее Колька все сильнее и сильнее убеждался, что эта, как он раньше думал, «зеленая девчонка» давно уже «расколола» его. Она просто все это время выжидала. Неужели, чтобы дать ему возможность добровольно признаться во всем и тем самым облегчить свою участь? Ну, а ей-то это зачем? Ведь уличила бы — и авторитет заработала! Всякие там отличные оценки за практику, слава среди сокурсников…

Колька, подавленный и растерянный, поднял голову и снова встретился с ее взглядом. В этом взгляде не было торжества. В нем было сочувствие и еще, пожалуй, презрение. «Знает! Все знает! — мелькнула мысль. — И презирает… Мальчишкой назвала… Воришкой!»

— Прощайте, Костылев, — донеслось до него. — У вас будет достаточно времени для размышлений. Постарайтесь употребить его с пользой для себя. Если, конечно, найдете в себе мужество…

Сердце метнулось раз, другой, будто тесно ему стало за решеткой ребер. Колька медленно поднялся и побрел. Он почувствовал вдруг, что раздавлен. Его не избили, не изругали, а уничтожили. Уничтожили презрением к его трусости, признанием его человеческой неполноценности.

И Колька обернулся. Еремченко смотрела сурово, выжидающе.

— Чего же вы так… — он скривил губы. — Может, я хотел еще кое-что сказать… Признаться…

— Стоит ли? Того, в чем вы уже признались, для суда вполне достаточно, — равнодушно произнесла Еремченко. — А тут могут еще срок добавить… Подумайте, Костылев!

Колька помолчал секунду, потом решительно вернулся к столу.

— А может, я хочу получить сполна? — с горькой лихостью спросил он. — Чтобы рассчитаться? Насовсем?

…Прошел час после того, как увели Кольку, а Еремченко все никак не могла успокоиться. Возбужденно шагая по комнате, она вспоминала каждую подробность в признании Костылева и вслух анализировала его поведение. Ишмухамедов листал «дело» и поощряюще улыбался.

— Знаете, Захар, ведь он ничего не утаил! Все рассказал! Даже многое такое, о чем мы и не догадывались! Брюки из ЦУМа и «Колоса» он взял, но мог в этом не признаваться. Кроме предположений, у нас на этот счет ничего за душой не было. А брюки из салона мужской одежды? — Она начала загибать на руке пальцы. — А брюки со стола закройщица в ателье мод? А куртка из ларька на Никольском рынке? А брюки из универмага на Геологострое? Об этих кражах его мы даже знать не могли, потому что никто о них не заявлял… Нет, я верю, что парень исправится. Есть у него самолюбие!

Суд учел чистосердечное признание Костылева в совершенных кражах и приговорил его к трехлетнему заключению в исправительно-трудовой колонии. С той поры минуло полтора года. Недавно сестра Кольки встретила Валю на улице и, передав ей очередной привет, поделилась радостью: скоро брата освободят. Досрочно.

«За образцовое отношение к труду, примерное поведение и активное участие в культурной жизни колонии»

— Так сказал начальник. Николай школу там закончил. Возмужал, Я ему гостинцев принесла, а он: «Ты еще и передачи носишь!» — говорит. И так — всякий раз. Просто не верится — как изменился человек!

Весь второй райотдел милиции радовался этой вести.

— Вот, Валя, и первая ваша победа, — сказал Ишмухамедов, пожимая руку Еремченко. — Поздравляю!

— Это вам спасибо, Захар. Помните, вы сказали: «Процесс перевоспитания правонарушителя начинается в кабинете следователя»? Я запомнила!

— Ну, это не мои собственные слова… А то, что запомнили, — хорошо. И вот вам в награду поручение. По вашей части, так сказать. Связанное с подростками.

Первая встреча Захара Ишмухамедова с этим преступником состоялась в конце 1963 года. Она была одинаково неожиданной и неприятной. Долгие поиски одного из похищенных мотороллеров привели следователя на квартиру гражданки Ратушковой, которая в то время заведовала клубом Биокомбината. След оказался верным: мотороллер был здесь. Правда, он представлял собой груду железа, так как его тщательно, со знанием дела разобрали и сложили в угол до лучших времен. На вопрос, откуда появился мотороллер в ее квартире, гражданка Ратушкова дала исчерпывающий ответ:

— Да сынишка приволок! Сказал — товарищ попросил отремонтировать…

«Сынишка» — великовозрастный балбес — глупо улыбался.

Все запчасти Ишмухамедов привез в свой кабинет, затем вызвал пострадавшего. Бывший владелец мотороллера явился, посмотрел на бывшую машину и оскорбленно пожал плечами: