Анатолий Терещенко - «Оборотни» из военной разведки

Стороженко понимал, что появление на политической арене нового генсека с его прожектерскими идеями может обернуться трагедией для страны. Беды начались сразу: уродливая борьба с алкоголизмом, жестокость в отношении несогласных с его курсом, разоружение армии, кровавые разборки в отдельных регионах, развал Варшавского договора, сдача ГДР и вчерашних партийных друзей, открытие доступа американцам на секретные объекты военно-промышленного комплекса и прочее.

За все пять лет пребывания Горбачева у власти у людей накопилась усталость от его «речевой диареи», которая нисколько не сплачивала народ, а только разобщала его. Чувствовалось, что его политический капитал истрачен, что он выпустил из рук рычаги управления страной. Жизнь при брежневском застое теперь людям казалась раем. Пустые прилавки, очереди за получением гуманитарной помощи, 5 %-ный президентский налог и другие «прелести перестройки» быстро формировали центр оппозиционных сил. Возглавил его Б. Ельцин, который 12 июня 1991 года был избран президентом РСФСР.

Критиканство советского строя приобретало тотальный характер, в то же время никакой конкретной созидательной программы у оппозиции не было. Почувствовав «раздрай» в Центре, подняли голоса руководители республик, заявляя, что Москва их всё время грабила. Обозначились центробежные процессы. Возникла проблема создания нового государственного образования вместо СССР. Начался так называемый Ново-Огарёвский процесс — разработка нового Союзного договора. Но он не вписался в итоги Всесоюзного референдума от 17 марта 1991 года, где 72 % голосующего населения высказалось за сохранение СССР Тогда стали говорить о создании Федерации суверенных государств. Работа шла ни шатко ни валко…

Страна продолжала бурлить, и в этот ответственный момент глава нестабильного государства улетает отдыхать с семьей на виллу в Форос, хотя на 20 августа намечалось подписание нового договора.

Партийно-политическая элита во главе с вице-президентом страны Г. Янаевым келейно, дабы спасти СССР от развала, вынашивает идею введения в стране чрезвычайного положения. Решили по этому вопросу посоветоваться с Горбачевым, для чего 18 августа в Форос отправились О. Бакланов, В. Болдин, В. Варенников и О. Шенин.

Перепуганный президент их целый час не принимал. Потом он напишет в своей 72-страничной книжице, что первая мысль у него была такова: приехали его арестовать. А было за что! Вначале он не соглашался на введение чрезвычайного положения, но когда коллеги растолковали ему ситуацию, махнул рукой и заметил, мол, делайте, что хотите. Расчет простой — погляжу со стороны. Победят товарищи — вернусь в столицу для расправы с антиподом Б. Ельциным, победит оппозиция — сделаюсь жертвой плена. Так оно и вышло.

19 августа в Москву вводятся войска Таманской мотострелковой и Кантемировской танковой дивизий. Горбачев отдыхает, смотрит видеофильмы, купается и не помышляет вырваться из «плена».

Так называемый спонтанно возникший «путч» ГКЧП также быстро затух. Ельцин торжествовал победу. Начались аресты и «охота на ведьм». Главными жертвами стали коммунисты и сотрудники КГБ.

Стороженко в это время находится в своем рабочем кабинете № 639 на Лубянке в доме № 2. Была дана команда все личные дела агентуры в связи с непредсказуемостью событий конспиративно перевезти в одно из помещений ГРУ Генштаба.

Замелькали белые наволочки и серые мешки по коридорам 3-го Главного управления КГБ — центрального аппарата военной контрразведки. Волоком подтаскивали их к лифтам, опускали вниз и загружали в машины. Внутренний дворик Лубянки кипел, как развороченный муравейник…

Скоро по коридорам стали уже ходить «демократические комиссары» — соглядатаи. На выходе через подъезд № 4 Николая остановили четверо молодых людей.

— Прошу открыть папку, — заявил один из них — бородатый.

— Ваш мандат на проверку? — со сталью в голосе потребовал Николай.

— Мы из группы поддержки президента Ельцина, — нагло ответил другой, видно, старший.

— Товарищ полковник, надо подчиниться, — спокойно сказал вахтер-прапорщик.

Стороженко приоткрыл папку. Там, естественно, не было ни оружия, ни секретных документов.

После завершения эпопеи с отправкой секретной документации в Генштаб, Николая пригласил в партком главка его секретарь капитан 1-го ранга В. Медведев — добрейшей души человек. Из окна его кабинета хорошо просматривалась площадь Дзержинского, где у памятника «железному Феликсу» собралась орущая толпа. Среди них было немало пьяных типов. Молодые люди карабкались на постамент памятника и пытались «заарканить» тросом голову «грозы революции». Но он стоял незыблем. Подогнали грузовик в надежде завалить скульптуру, сдернув её тросами. Горели шины буксовавшего «ЗИЛа», но памятник не поддавался вандалам. Толпа на площади разрасталась. Тогда начальник военной контрразведки вице-адмирал А. Жардецкий попросил Стороженко спуститься и послушать ораторов:

— Николай Семенович, вы в гражданском платье, смотайтесь вниз к памятнику, чтоб уж формой не провоцировать пьяных идиотов, и выясните, чего они хотят?

Выступали сначала какие-то помятые типы, но что поразило — среди этого пьяного быдла стоял телекомментатор В. Познер и рассказывал толпе какие-то страшилки о коварстве КГБ, слал проклятия в адрес Дзержинского, чекистов, советской власти, СССР и прочую чушь; ему подпевали другие вожди площади…

Надо заметить, что многие крупные начальники в это время попрятались в кабинетах и не отвечали даже на звонки. Они боялись вопросов подчиненных: «Что делать дальше? Как быть со службой? Чем заниматься?» Таким образом они обезопасили себя и затем даже выросли в должности и званиях.

А тем временем скороспелыми указами редко трезвого в то время Б. Ельцина руководство КГБ было дезорганизовано. За три дня сменились три руководителя. Вначале Комитет подчинили В. Иваненко — председателю КГБ России. Затем на сутки был назначен Л. Шебаршин — начальник ПГУ (разведки КГБ), а 22 августа на Лубянку прибыл энергичный и всезнающий бывший секретарь Кемеровского обкома, бывший министр внутренних дел В. Бакатин. За ним по чекистским коридорам брела свора «чистильщиков», задающих строго один и тот же вопрос: «Как ты вел себя при ГКЧП?» Одним из таких ревизоров, ельцинских комиссаров был и питерский пожарник С. Степашин. Он вскоре возглавил комиссию по проверке лояльности оперативников-профессионалов к родившемуся режиму.