Абдурахман Авторханов - Происхождение партократии

Сравнение Черновым Ленина с главой испанской средневековой священной инквизиции – Торквемадой – звучит сегодня допотопным анахронизмом, а сам Торквемада, как палач, выглядит жалким подмастерьем, когда мы знаем, что наделал ученик и продолжатель дела Ленина – Сталин. Могут заметить, что Ленин так же мало виноват в великой инквизиции Сталина, как Христос в малой инквизиции Торквемады. Однако Христос проповедовал «любовь к ближнему», а Ленин ненависть – ненависть классовую, ненависть политическую, ненависть физическую. Ведь и «великую инквизицию» – Чека изобрел не Сталин, а Ленин. Этим изобретением больше всех восхищался тот же Ленин, хотя в припадке откровенности признавал, что на самом себе он не хотел бы испытывать даже самые безобидные изобретения большевиков. Это Ленин писал М. Горькому: «Пробовать на себе изобретения большевика – это ужасно!» (Ленин, ПСС, т. 48, стр. 189).

Итак, через сто лет после рождения и 50 лет после смерти, что же говорит объективный суд истории о деяниях и пророчествах Ленина?

Ленин прожил неполных 54 года, на 20 лет меньше Сталина. Но это был сгусток жизни, полной демонических усилий и феноменальных успехов. Ленин, безусловно, явление эпохальное.

Однако, чтобы стать символом целой эпохи, ему надо было родиться вовремя – родись он на 50 лет раньше, в истории России было бы одним народником больше; родись он на 50 позже – был бы просто Ульянов, радикальный публицист или провинциальный адвокат.

Ленин вступил на политическую арену в ту самую критическую эпоху истории России, когда она в результате двух несчастных для нее войн (японская и первая мировая войны) проделала две революции. Причем вторая, Февральская революция 1917 года, сама создала все предпосылки собственной гибели.

Ленин мастерски ими воспользовался и организовал третью, Октябрьскую революцию. Вопреки философии большевизма, сама Октябрьская революция не являлась естественно-неизбежным и органически закономерным актом в развитии России.

В отличие от стихийной народной революции в феврале против царизма, большевистская революция в октябре против демократии была искусственной революцией партии заговорщиков.

Но и такую революцию не удалось бы проделать, и имя Ленина знали бы лишь историки русского социализма, если бы Временное правительство не допустило две роковых ошибки: 1) не объявило всю партию большевиков вне закона, как только стало достоверно известно получение Лениным и большевистским центром немецких денег на организацию революции; 2) переоценило опасность справа и недооценило опасность слева, в результате чего для разгрома похода генерала Корнилова были вооружены большевики, а их лидеры освобождены из тюрьмы (Троцкий справедливо писал: «Та армия, которая поднялась против Корнилова, была будущей армией октябрьского переворота». – Л. Троцкий, "Моя жизнь", ч. II, стр. 39).

Даже и при этих ошибках Ленин никогда не пришел бы к власти, если бы Временное правительство набралось мужества и мудрости решить две проблемы, мучившие всю армию и страну, а именно: выйти из войны и объявить аграрные реформы.

Впоследствии сами лидеры большевизма признавались, что если бы эти проблемы решило Временное правительство, то они не оказались бы у власти. Поэтому первые два декрета, которые Ленин предложил II съезду Советов на второй день после захвата власти – 26 октября (8 ноября), были «декрет о мире», и «декрет о земле».

Последний был дословно списан у «кулацкой» партии эсеров.

Однако все вышеприведенные оговорки относятся к объективным факторам, а о величии или ничтожестве исторических деятелей судят по тому, как они, во-первых, умели или умеют использовать их для достижения своих целей, а во-вторых, насколько они наделены даром предвидения событий.

В такой постановке вопроса, думается, надо подойти и к оценке личности и деяний Ленина. Сначала приходится сказать несколько слов о той схеме личности Ленина, которая изобретена в Кремле. По этой схеме, Ленин – гениальный ученый в области всех общественных наук: и философии, и политэкономии, и правоведения, и истории и даже литературоведения.

Все это, конечно, из области советского мифотворчества. Никаким ученым Ленин в этих науках не был и на это не претендовал. Он был образованным марксистом, который подверг марксизм радикальной ревизии слева.

Правда, в его 55-ти томах «Полного собрания сочинений» вы не найдете ни одного слова, даже намека на критику Маркса. На словах, для Ленина Маркс – непререкаемый авторитет, а на деле никто, даже в лагере личных врагов Маркса, не позволял себе такой вольности в обращении с политической философией и экономическим учением Маркса, как Ленин.

И это становится понятным, если иметь в виду, что без ревизии основных положений марксизма невозможно было создать ту новую концепцию, которая называется ленинизмом.

Ленин относился к Марксу без академических манер ученого педанта, а с прагматическим подходом эксплуататора идей Маркса. Ленин действовал не пo-Марксу, а Маркса заставлял действовать по-ленински.

Только там, где Маркс категорически сопротивлялся, там Ленин смело брал на себя роль

«продолжателя» Маркса. Но если его при этом ловили на противоречиях, то он спокойно отвечал: «марксизм не догма, а руководство к действию».

Даже основдое Марксово философское кредо «бытие определяет сознание» Ленин решительно перевернул: у Ленина фактически «сознание определяет бытие». У Маркса знаменитый «базис» определяет «надстройку», а у Ленина, «организованная воля» избранного меньшинства определяет и «базис», и «надстройку».

Если Маркс, по его словам, поставил диалектику Гегеля с головы на ноги, сделав ее материалистической, то и в этом случае Ленин преспокойно разрешает «диалектике» ходить на голове и определять действия на земле не материей, а разумом, с той только разницей, что у Гегеля он носит отвлеченный, даже мистический характер – «мировой разум», а у Ленина конкретный, творческий характер – разум всемогущей партийной элиты.

Поэтому там, где у Маркса революция является результатом осуществления имманентных законов внутреннего развития капитализма, там у Ленина революция – творческий акт той же партийной элиты. Ленин – величайший волюнтарист, которому марксизм служит инструментом для обоснования своих революционных акций.

Все это нашло свое выражение в знаменитом изречении Ленина из «Что делать?» (1902): «Дайте нам организацию революционеров и мы перевернем Россию». Но как раз в России, с точки зрения Маркса, пролетарская революция не стояла на повестке дня. Даже больше: всякие попытки организации пролетарской революции в менее развитой в индустриальном отношении стране, как Россия, не только противоречили марксизму, но еще и считались безумной авантюрой.