Абдурахман Авторханов - Происхождение партократии

«Основной задачей, возложенной на ЦКК, является охранение партийного единства и укрепления рядов партии, для чего на ЦКК возлагается:

Содействие Центральному Комитету ВКП (б) в деле укрепления пролетарского состава партии…

Борьба с нарушением членами партии программы, устава ВКП (б) и решений съездов.

Решительная борьба со всякого рода антипартийными группами и с проявлением фракционности внутри партии, а также предупреждение и содействие изживанию склок…

4. Борьба с некоммунистическими проступками: хозяйственным обрастанием, моральной распущенностью и т. д.

5. Борьба с бюрократическими извращениями партийного аппарата и привлечение к ответственности лиц, препятствующих проведению в жизнь принципа внутрипартийной демократии в практике партийных органов» («ВКП (б) в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК», Москва, Партиздат, 1933, ч. II, стр. 223).

Главные пункты устава – 1, 3, 5 – прямо и непосредственно относились к практике Сталина и его негласного кабинета внутри ЦК, но Сталин как раз по этим пунктам и ввел в партийный бой свой первый резерв – ЦКК. Правда, сначала он использовал не весь состав ЦКК, так как из 195 ее членов, избранных на XV съезде, не менее половины состояли из людей Бухарина, Рыкова и Томского, и даже не весь состав Президиума ЦКК (21 человек), в котором также сидели бухаринцы. Сталин использовал лишь отборную ее головку – руководителей ЦКК. Поступая так, Сталин не нарушал и формально устава партии.

Напомним, что в уставе говорилось: Президиум ЦКК делегирует в Политбюро трех членов и трех кандидатов, а в Оргбюро пять членов и пять кандидатов из состава Президиума для участия на заседаниях этих высших органов с правом совещательного голоса. Впоследствии, на XV съезде предусмотрительный Сталин внес весьма незаметные, но важные изменения в этот пункт устава партии. Именно: Президиум ЦКК делегирует в Политбюро не трех, а четырех своих членов и четырех к ним кандидатов с более широкими правами. Кардинальное значение новых изменений состояло в том, что, расширяя состав делегации Президиума ЦКК в Политбюро и отменяя старый пункт устава на этот счет, сталинцы сознательно не оговорили (как это было в старом уставе), что делегация Президиума ЦКК пользуется «правом совещательного голоса». Это было первое изменение. Второе изменение, внешне также мало заметное, а по существу столь же важное, заключалось в следующем: в старом уставе Президиум ЦКК был единственным высшим руководящим органом ЦКК между ее пленумами. Как таковой, он руководил и Секретариатом и Партколлегией ЦКК. Партколлегия (5 членов и 2 кандидата) собственно и представляла собой высший партийный суд, но зависимый и подчиненный Президиуму ЦКК, в составе которого, как указывалось, почти наполовину сидели бухаринцы. Теперь Сталин сделал партколлегию независимой от Президиума ЦКК, а ее решения безапелляционными.

Решающее значение этих изменений для Сталина и сказалось потом в его борьбе с Бухариным. Для полноты картины добавлю, что в устав был включен и совершенно новый пункт: «Члены партии, отказывающиеся правдиво отвечать на вопросы контрольных комиссий, подлежат немедленному исключению из партии» («ВКП(б) в резолюциях…», ч. II, стр. 451).

Во главе Президиума ЦКК стоял Серго Орджоникидзе. Во главе высшего и теперь «независимого» суда партии стояли – Ем. Ярославский, Шкирятов, Сольц, Землячка, Янсон. Постоянной делегацией Президиума ЦКК в Политбюро были те же лица – Орджоникидзе, Ярославский, Шкирятов и Сольц. Теперь, когда после июльского и ноябрьского пленумов ЦК (1928) и связанных с этими пленумами боев внутри Политбюро Сталин убедился, что в Политбюро действительно нет «оппозиции», а есть борющиеся между собою равные силы, он и ввел в бой свой первый резерв.

Мотивируя тем, что в Политбюро нет твердого большинства по важнейшим вопросам текущей политики, Сталин предложил ввести в практику ЦК совместные заседания Политбюро и явно сталинского Президиума ЦКК.

Какие же меры предпринимала группа Бухарина против столь открытого «организационного окружения» (выражение Бухарина) ее Сталиным? Если не говорить о злополучной беседе Бухарина с Каменевым, то, кажется, что никаких. И это несмотря на наличие равного положения в Политбюро, несмотря на сочувствие и поддержку – одних открыто, других предположительно солидных групп в ЦК и ЦКК, несмотря на сочувствие и поддержку всего аппарата ВЦСПС и ЦК союзов, несмотря на известные позиции в Красной армии, несмотря на активность и поддержку ведущих групп партийных теоретиков и пропагандистов, несмотря, наконец, на сочувствие и возможную поддержку основного населения страны – крестьянства. Все объективные факторы говорили за Бухарина. Но, увы, недоставало все-таки одного фактора, который Ленин называл «субъективным фактором»: организации жертвенных революционеров. Бухарин был для этого слишком теоретиком, Рыков – педантом, а Томский – одним воином в поле. Руководители правой оппозиции до смерти боялись нарушения легальности партийных рамок, которые так нещадно, прямо на их же глазах ломал Сталин. Они боялись обвинения во фракционности, тогда как в их же присутствии Сталин создал собственную фракцию – «партию в партии». Руководители правой оппозиции боялись апелляции через голову Сталина и его аппарата к партийной массе, а Сталин в беспрерывных письмах и инструкциях не только апеллировал через головы Политбюро и Оргбюро к партийной массе, но и без малейшего стеснения громил и разносил ее местных выборных руководителей, чтобы заменять их назначенными из Москвы.

У Сталина не было объективных факторов Бухарина, но зато у него был тот самый ленинский «субъективный фактор» – динамичная организация вышколенных дельцов, способных на авантюру, неразборчивых в приемах, жадных до власти. Их сила заключалась в том, что в интересах борьбы за власть они были готовы на большее, чем Бухарин и Троцкий вместе взятые: на то, чтобы осквернить мавзолей Ленина, а Маркса с Энгельсом предать вечной анафеме, если только от этого зависит их победа. Кто этого не понимает, тот знает сталинцев только по книжкам.

Такова была обстановка внутри партии, когда наступила первая развязка. Она и началась со знаменитого заявления Бухарина от 30 января 1929 года.

К сожалению, этот наш важнейший программный документ правой оппозиции никогда не был опубликован в СССР. За границу, насколько мне известно, он тоже не попал. Чтение этого документа было запрещено Сталиным даже для членов ВКП(б). Только руководящий партийный актив, у которого, по логике сталинцев, уже выработался достаточный просталинский иммунитет против «антипартийных ересей», мог познакомиться с ним в приложении «материалов» к стенографическому отчету апрельского объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) (16-23 апреля 1929 г.). Более того. Даже решение этого пленума о группе Бухарина держалось в тайне до 1933 года. Только в 1933 году было опубликовано как решение объединенного заседания Политбюро и Президиума ЦКК, так и решение указанного пленума по делу о правых, конечно, опять-таки без заявления Бухарина от 30 января и «платформы трех» от 9 февраля 1929 года. Насколько и эти документы являются неполными и явно «подчищенными» задним числом, показывают пропуски всех более или менее ярких цитат из заявления Бухарина. Но и в таком виде эти документы помогают воспроизведению заявления Бухарина.