Николас Хеншелл - Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени

трагивавшим права подданных, но институциализировали свое стремление различными способами, многие из которых говорят о том, что не только англичане могли постичь конституционную мудрость. Теперь и английские исследователи понемногу отходят от историографического эквивалента старой пословицы «Пролив в тумане — континент отрезан».

Только в редких случаях государи игнорировали условности, связанные с процедурой одобрения. Одним из них было восстание, после которого провинцию могли на законном основании лишить привилегий. Другим случаем было завоевание, которое давало завоевателю право обходиться с приобретенными территориями менее уважительно, чем с остальными. На таком основании Филипп V после 1707 года уничтожил привилегии своего нового испанского королевства. Но в абсолютных монархиях потеря прав была выражением немилости государя, а не нормой. Примером может служить Франция при Людовике XIV, который сохранил все традиционные права завоеванных территорий. Некоторые государи были настолько далеки от преследования так называемых «абсолютистских» целей, что создавали привилегированные корпорации там, где ранее их не было. В Галиции сословное представительство было учреждено после ее аннексии Габсбургами в 1772 году, а на Корсике — в 1796, после ее завоевания Францией.

На протяжении всего раннего Нового времени сословные представительства — центральные и местные — спокойно участвовали в процессе управления. Кроме того, они помогали планировать и проводить изменения в законодательстве и налогообложении. Реформы прав и привилегий не вызывали обязательной оппозиции: обычным сценарием было ведение переговоров, достижение компромисса и его осуществление на практике. В арсенале историков — «абсолютистов» представление об этих рабочих отношениях между монархами и представительствами отсутствует. Если споры возникали, значит, по их мнению, «абсолютизм» наступал на права и привилегии сословий. Если все шло спокойно, значит, «абсолютизм» сделал представительства безвольными и лишил их влияния. «Абсолютистская» историография использует оба эти утверждения.

Все исследователи признают значительную роль сословных представительств в истории позднего Средневековья. Но в начале раннего Нового времени они, как предполагается, пришли в упадок. Второстепенная роль, которую сословные представительства играли в режимах, называемых «абсолютистскими», всегда рассматривалась как основная черта этих режи–мов, 1однако на самом деле явление носило совершенно иной смысл. Абсолютная власть ограждала от вмешательства репрезентативныех органов сферы, в которых традиционно действовала королевская прерогатива, уживаясь с использованием процедуры одобрения в остальных областях жизни государства. Мы уже отмечали, что столь не похожие друг на друга монархи, как Изабелла Кастильская и Георг III Английский, именовались «абсолютными», хотя сотрудничали с влиятельными парламентами. Когда апологеты «короля–солнца» подчеркивали его независимость от всякой земной власти, они говорили о вопросах, традиционно относившихся к монаршей прерогативе, а не обо всех аспектах правительственной деятельности, как обычно предполагают историки. Деспотические коннотации «абсолютизма» неприменимы к правителям, которые старались восстановить свои прерогативы. Однако если монархи отстраняли представительства от обсуждения предметов, относившихся к правам подданных и традиционно подлежавших их одобрению, подобные коннотации были правомочны, ибо так в раннее Новое вовремя понимали деспотизм. Все зависело от того, что именно монарх намеревался делать независимо — быть королем или ущемлять права своего народа.

Следовательно, когда государи рассуждали о королевской власти, они не мыслили, что могут обойтись без сословных представительств и сами производить налогообложение. И все же именно историки, уверенные в тотальном распространении абсолютной власти, упустили из виду те механизмы, которые помогали монарху спокойно относиться к существованию не подконтрольных ему напрямую областей. Исследователи предполагали, что активные представительства и «абсолютистские» режимы несовместимы — в «абсолютистском» государстве органы одобрения должны носить совещательный характер, быть слабыми или вовсе отсутствовать. Конфрон–тационная модель подразумевает обратную зависимость: чем сильнее корона, тем слабее представительства. Признание тезиса об их сотрудничестве полностью меняет положение: сильные представительства свидетельствуют о сильном монархе. Однако наличие энергичных консультативных органов игнорировалось, так к^к оно не вписывалось в заданную модель. Историки редко находят то, чего не ищут.

Существует еще один аспект, в котором сословные представительства эпохи «абсолютизма» можно назвать ослабленными. Многие из них исчезали. В комментарии, сделанном теоретиком политических процессов Гар–рингтоном, схвачена самая суть происходившего: «Где же штаты, или власть народа, во Франции? Исчезли. Где власть народа в Арагоне, и в остальных

1 Behrens C. B. A. 1985. Society, Government and the Enlightenment. Thames and Hudson. P. 24-25.

испанских королевствах? Испарилась. С другой стороны, где власть испанского короля над Голландией? Перестала существовать». Сожаление о судьбе монархов выглядит менее привычным, чем сокрушения о судьбе народных представительств. Это наводит на мысль, что Гаррингтон не отразил полной картины. Тем не менее во многих учебниках по истории раннего Нового времени слишком много говорится о том, как в одном за другим государстве исчезали традиционные консультативные органы. Испанские кортесы, французские Генеральные штаты, датский ригсрад и бранденбургский парламент в конце XVII столетия исчезают со сцены. Искушение вписать эти поразительные события в «абсолютистский» сценарий оказалось непреодолимым. И все же более пристальное рассмотрение каждого случая показывает, что дело обстояло вовсе не так, как кажется на первый взгляд. Историческая действительность была более прозаической.

Во Франции при Бурбонах анализ закулисных событий показывает, что видимость (или ее отсутствие) тоже может вводить в заблуждение. Те 175 лет, в течение которых Генеральные штаты бездействовали, хорошо известный факт истории французского абсолютизма. Однако менее известно то, что между 1460 и 1560 годами они созывались только дважды. По крайней мере можно сказать, что этот период был скорее временем расцвета, а не переломной гранью в их развитии. Бурбоны продолжали консультироваться с ассамблеями в провинциях и сенешальствах, игравшими важную фискальную и административную роль. Консультативные процедуры просто переместились на более низкий уровень. Происходили ли подобные изменения в других странах? Процесс исчезновения крупных ассамблей не изучен, и о его причинах остается только догадываться. То, что заменило их — если замена вообще существовала, — представляется еще более загадочным. Но некоторые контуры все же возможно обозначить.