Станислав Мешавкин - Азимут «Уральского следопыта»

Вот тогда-то они и встретили старика, который отрекомендовался им Пашкой. Судя по его рассказу, он, будучи еще 25-летним, бывал на острове и видел оба хода под землю. Один из них, по его словам, был закрыт дверью. Не забыл Пашка упомянуть и о замке́, который висел на двери.

Однако быть проводником экспедиции старик долгое время не соглашался. Наконец его все-таки «уломали». Взяв с собой еще одного жителя Турбинских юрт, якобы когда-то видевшего один из входов в замок, Пашка повел гостей показывать им место расположения «трубы».

Отыскать ее и на этот раз не удалось. «Она волшебная, — хитро сощурив раскосые глаза, сказал проводник. — Кто ее раз видел, больше не увидит». Не мог Пашка найти и «своей» потайной двери.

Правда, с горем пополам отыскал примерное место, где он ее ранее видел. Это был участок с какими-то странными ямами. Земля в них оказалась податливой, шест в нее входил без особых усилий.

Начали копать. Уже на метровой глубине неожиданно наткнулись на изгнивший столб. Подобные же столбы стали находить и в других ямах. Кто-то из искателей обратил внимание на еле различимый вал и ров вокруг этих ям. Однако Альбина Ракова вполне авторитетно заявила, что никаких признаков замка здесь не предвидится. По ее глубокому убеждению, на острове когда-то находилось лишь сторожевое укрепление.

К заявлению научного сотрудника участники экспедиции отнеслись скептически и как ни в чем не бывало продолжали искать вход в замок. Примерно в том месте склона, где, по словам Пашки, должна была находиться дверь, они увидели три равные по величине канавы. Стали копать в этом месте и почти сразу наткнулись на толстый бревенчатый настил. Его поддерживала вертикальная стена из таких же точно толстых бревен.

Все это прибавило сил и азарта. Раскопки велись день, другой, но бревнам не было конца-краю.

А командировка кончалась, надо было возвращаться домой.

…Уже потом, прибыв в Тюмень, Черняев получил из Ахманая письмо. Не назвавший своей фамилии автор сообщал: «Хамид и Пашка водили вас на другой остров. Тот, на котором вы были, очень походит на Золотой Рог».

На этом Черняев прекратил поиски. Раскопки на загадочном острове больше не возобновлялись.

Что-то странное и непонятное было во всей этой истории с замком.

Три дня Ермак «воевал» чувашский городок Бицик-Туру, где, по преданиям, жила одна из многочисленных жен сластолюбивого хана. Здесь Кучум собрал основной кулак своих сил, надеясь выстоять.

Но вот наступила холодная октябрьская ночь. Русские продолжали драться с яростным упрямством. Ряды татар с каждым часом редели. И тогда Кучум, вздев руки к небу, обреченно воскликнул:

— О, аллах, видишь ли ты, что не сам отдал я Сибирь, а взял у меня ее Ермак!

Воспользовавшись короткой передышкой, хан торопливо бежал из своей столицы Искера (Кашлыка). Вместе с ним в непроглядной тьме исчезли его ближайшие родственники, телохранители, мурзы, ахуны и карачи-думчие.

История гласит, что хан, покидая свою ставку, захватил с собой наиболее ценное имущество. Заметьте: наиболее ценное.

Судя по татарскому преданию, Кучум сразу же после поражения бежит на Золотой Рог. Но с какой целью? Быть может, для того, чтобы оставить в своем подземном замке (если таковой, конечно, существовал) те ценности, которые он прихватил с собой из Искера? А может, наоборот, чтобы сделать стремительный набег и забрать с острова когда-то припрятанное там сокровище?

Во все это трудно поверить. Не настолько был наивен Кучум, чтобы тут же ринуться в ловушку. Остров как-никак, если судить по рассказам татар, находился не так уж и близко от Искера, в глубоком тылу его противника. Неподалеку от этих мест, как раз в районе Бабасанских юрт и деревни Худяковой, Ермак нанес Кучуму пять тяжелых поражений. И к тому же в октябре, несмотря на заморозки, на низкорослых местных лошадях пробраться к острову практически было невозможно, они увязли бы в жадной болотной пучине.

И другая сторона дела. Татары, бежав из Искера, угнали с собой много скота. Все это было сделано, конечно, не для того, чтобы оставить за собой глубоко протоптанный след, а потом похоронить скот где-то там, среди вязких немых болот.

Но может быть, Кучум, махнув на все, решил свои последние дни провести в тиши и уединении, как это сделал великий хан Темир-Ленг, о котором и поныне поют песни? Тот ведь тоже скрывался от своих врагов в руинах забытого кладбища. Но в ту пору Кучум еще слыл как «сильный, смелый и дерзкий воин». Он легко натягивал тетиву тугого лука и ловко вскакивал в седло аргамака. Рожденный в степи (над его юртой, как и над многими другими, развевался лошадиный хвост — символ вечно кочевой жизни), он вряд ли бы предпочел свободе затхлый и мрачный замок, глубоко упрятанный под землей. Орлу подобает умирать по-орлиному.

Впрочем, зачем фантазировать. В одном из источников говорится коротко и ясно: хан, после его разгрома, «из оседлого царя обратился в кочевника». Мало того, в другом источнике находим, что он «бегаша» не куда-нибудь на остров, а «на степь, в казачью орду»… Есть и такое: «Бежал на юг…» И, наконец, еще один адрес: «Кучум бежал в Ишимскую степь». Естественно, что вместе с собой хан прихватил в раздольную степь и сокровища.

А что произошло потом?

В одном из изданий читаем, что старый и хитрый Кучум, покинув свою столицу, «не переставал тревожить русских». Причем он постоянно вертелся где-то неподалеку от Кашлыка.

Спустя восемь лет после бегства Кучума в степь воевода Кольцов-Мосальский организует против него большой поход. Битва произошла в устье реки Ишим, где хан стоял с довольно-таки крупными силами. В этом сражении в плен к русским попали две дочери и сын Кучума. Сам же он каким-то чудом уцелел и вновь исчез в безбрежных Ишимских степях.

В те годы царь Федор Иоаннович писал Кучуму: «…Ты стал казак, изгнанник, одинокий, оставлен всеми; жизнь твоя висит на волоске… Я готов хоть и в Сибирь тебя отправить, готов пожаловать тебе твой прежний юрт, сделаю тебя царем… Сибири… но прежде покорись…»

Гордый, самолюбивый хан молчаливо отверг это предложение.

После того как Кучум потерпел поражение в устье реки Ишим, минуло еще семь лет. На этот раз он вновь появился неподалеку от Искера. Что его постоянно тянуло сюда как магнитом? Неужели при наличии небольшой горсточки фанатиков-ордынцев Кучум мечтал вернуть себе былое господство? А возможно, коварный, ловкий и хитрый хан всего-навсего лишь пытался пробиться (во что почему-то хочется верить) к сокрытому им кладу? Ведь последние дни жизни (это опять же видно из послания царя) он провел «в трудах и нищете». И, вполне понятно, нуждался в золоте.