Александр Осипенко - Огненный азимут
- Название:Огненный азимут
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:1969
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Осипенко - Огненный азимут краткое содержание
Оторванные войной от привычных мирных занятий, пять коммунистов остаются в тылу врага. Гитлеровцы обрушивают на подпольщиков ряд ударов. Но коммунисты выдерживают все испытания.
В романе дана широкая картина жизни и борьбы белорусского народа в жестокие годы фашистской оккупации.
Огненный азимут - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Алесь ОСИПЕНКО
ОГНЕННЫЙ АЗИМУТ
Роман
Наполеон привел целую Европу под своими знаменами и наводнил войсками Империю, но последствия обманули надежду его, и он навсегда положил тем прёграду всякому покушению Европы победить когда-либо Русских на их земле.
Н. Окунев, "Рассуждения о военных действиях 1812 г."
Часть 1
ГДЕ ЦВЕЛ ЧАБЁР
1
Их было двое: Иван Анисимович Тышкевич — заведующий Поддвинским районо, добродушный пожилой человек, грузноватый, в тесном поношенном пиджаке и помятой кепке, и Виктор Васильевич Валенда — начальник районного отделения милиции, костлявый, длиннорукий, с бурым, тронутым оспой лицом, тяжелым взглядом серых глаз и ежиком коротких волос.
Они лежали у большого замшелого камня и вполголоса разговаривали.
— Уже битый час тут сидим, а Галая все нет! — возмущался Валенда.— Начальство! Мог бы и раньше прийти.
— Может, заблудился?
— Какое заблудился? Да тут и ребенок дорогу найдет. Просто за-дер-жал-ся. Подумаешь, пуп земли! А мы — жди...
— И Прусовой с Коршуковым тоже еще нет.
— Меня это не тревожит... Если Прусова и не придет, огорчаться не стану.
Тышкевич усмехнулся:
- Почему ты ее невзлюбил? Человек, как все люди...
— Баба была, бабой и останется.— Валенда сел, обхватив колени руками.— Ты мне ответь, на кой черт они баб оставляют? Вояки из них... сам знаешь — одна видимость. Там, где появится баба, порядка не жди. Я, брат ты мой, только тем и занимался, что их свары разбирал.
Тышкевич не поддержал разговора. Валенда обиделся, отвернулся и стал закуривать. Тышкевич, прижав пальцы к вискам, с болью наблюдал, как рвутся на шоссе снаряды: в воздухе возникает сизая полоска дыма — упруго гремит взрыв, снова полоска дыма — снова взрыв. Снаряды ложатся ровно, как по шнуру. А шоссе пустынно — на нем никакого движения. Зато слева, на проселочной дороге, бесконечный поток беженцев, военных обозов. Отступают все: солдаты, женщины, дети.
За ними горит город. Туча черного дыма заволокла полнеба, заслонила собою солнце, и потому оно не ослепительно белое, как обычно, а багровое, мутное. Из-за дыма один за другим выплывают самолеты, тупорылые, черные, с белыми крестами на крыльях.
Выстроившись цепочкой, они начинают нырять, и сразу же от них отрываются черные точки бомб. За ними не уследишь: быстро исчезают с глаз.
Люди разбегаются по полю. Огромные фуры, запряженные парами лошадей, торопливо расползаются в разные стороны.
Омерзительно воют самолеты, выходя из пике. Грохочут взрывы.
Кончив бомбить, самолеты разворачиваются над лесом, строятся по три в ряд и летят на запад.
— Ты только погляди! Как на параде, сволочи... — В голосе Тышкевича гнев, отчаянье и восторг одновременно.
— Чем не парад...— пробормотал Валенда.— Такой парад, аж тошно. В начале войны хоть зенитки по ним били — тогда все же веселей было. А теперь летят, как над своей землей.
— Зенитчики еще вчера отступили...
— Когда же мы перестанем отступать?
Вопрос Валенды повис в воздухе. Тышкевича и самого терзали эти невеселые мысли. Терзали, может, даже больше, чем Валенду.
Сколько раз он рассказывал своим ученикам о священных и неприкосновенных рубежах Родины, и рассказывал не просто по обязанности, а вдохновенно, убежденно, глубоко веря тому, что говорил. Политруком роты он участвовал в походе в Западную Белоруссию и Литву. Он видел там на марше и наши танки, и артиллерию, и пехоту в сомкнутых колоннах. Все было внушительно... Только паникер мог не верить в непобедимость Краоной Армии... Припомнился один день в золотистом осеннем наряде.
Тогда его из Литвы отозвали на работу в районо. В первый же день ему пришлось выступить на слете отличников учебы.
В большом зале районного Дома культуры было солнечно и шумно. Когда он поднялся на трибуну, ребята с восторгом и завистью смотрели на него, как на прославленного героя. И эта восторженность, и аплодисменты, и вся атмосфера слета, торжественная и возбуждающая, помогли ему, скупому на слова, говорить вдохновенно и образно.
"Я, друзья мои, видел море, которое каждый день наступает на берег и откатывается назад, оставляя за собой горы песка. Даже штормы не могут помочь волнам добраться до леса, где каждое дерево похоже на бдительного часового. Мировой империализм, как и бешеные штормовые волны, бросается на Советский Союз, стоящий, как гранитный утес, и я завидую вам, что вы никогда не узнаете ужасов войны, разрушений и интервенции, которые изведали мы на своем жизненном пути..."
Ему снова дружно аплодировали.
Тышкевичу казалось, что он слышит эти аплодисменты (это по вершинам деревьев прошелся ветер), но теперь они вызывали не радость, а боль и стыд. "Что думают теперь те мальчики и девочки, которые так дружно аплодировали? Возмущаются? Презирают? Ненавидят? Разве я виноват в том, что произошло? И кто виноват..."
Тышкевич хмурился, стараясь спокойно разобраться в промахах первых месяцев войны, словно ему надо было держать ответ перед бывшими своими учениками за все, что происходило на свете.
— Я так думаю,— оборвал его мысли Валенда.— Наша армия отходит за Днепр. Рубеж, брат, в стратегии главный козырь. А на Днепре немцам дадут под ложечку, вот увидишь. Да и к тому же из-под Ленинграда ударят наперерез. Как пить дать ударят. Балтийские матросики — это тебе не пехота.
Валенда стоял на коленях, чертя на выгоревшей траве план. В его согбенной фигуре было нечто потешное, вызывающее улыбку.
— Давай, давай, стратег,— подзадорил его Тышкевич.— Теперь все в стратегию бросились. Самая модная наука... А немец прет.
— А ты не смейся.
В чаще что-то треснуло. Оба круто повернулись. Кто-то шел, осторожно раздвигая ветви. Появилась Прусова, секретарь Жиженского сельсовета. Присев рядом с мужчинами, она долго обмахивала потное лицо березовой веточкой...
— Ну, что нового? — спросил Тышкевич.
— Все уже эвакуировались. Забежала в райком — никого.
— Оно и так видно,— оборвал ее Валенда, а сам подумал: "К нашему берегу ничего путного не пристанет. Кому лодки и барки, а нам мусор и палки. Хотя бы уж бабу ладную прислали, а то черт знает что..."
Прусова действительно была некрасива: прямые жесткие волосы вылезали из-под косынки, на рябоватом лице виднелись потеки от пота, рот широкий, шея длинная, грудь плоская.
Тышкевич сел, по-татарски поджав ноги, провел ладонью по голове. Веру он знал давно. Три года учил ее в Жиженской школе. И оттого, что это была его ученица, которую он и нынче считал девчонкой, и оттого, что Вера еще в школе отличалась живым умом и сердечностью, ему захотелось разделить с нею свои тревоги.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: