Василий Авченко - Правый руль

— Ты не обманываешь меня?

— Когда я тебя обманывал?

— Мы расстанемся?

— Обязательно. Так надо. Но я буду помнить тебя всегда.

Если наша любовь порочна, от неё надо отказаться. Наш роман должен закончиться, каким бы сладостным он ни был. Ты должна меня понять, ты сделана руками самураев, а путь самурая есть смерть. Мы расстанемся не сейчас и даже не завтра. Давай вообще об этом не думать. Пока по моим жилам бежит горячая кровь, а по твоим — вспыхивающий бензин, пока я каждое утро просыпаюсь, а ты безропотно заводишься, пока я, подходя к тебе, волнуюсь, как в первый раз, — мы будем вместе. Ещё многие месяцы. Может быть, годы. Ведь ты родом из 90-х, когда выпускали настоящие железные машины, а я вообще произведён в СССР. Таких, как мы с тобой, давно уже не делают.

Я не знаю, кто из нас умрёт раньше. Будущего нет. Давай наслаждаться настоящим. Сейчас я вставлю свой ключ в твой замок зажигания, и нам станет хорошо.

Это я могу тебе обещать.

Только это я могу тебе обещать.

Той осенью я впервые не успел переобуться. Всё думал, что обещанный снег не выпадет, а если и выпадет — ведь сбываются же иногда эти прогнозы — то сразу растает. Конец октября-начало ноября по владивостокским меркам — ещё далеко не зима. Но в ночь на последний день октября снега высыпало сразу несколько каких-то норм, а назавтра, как полагается, ударил мороз, и дороги стали катком. О том, чтобы выехать в подъём со стоянки на моей переднеприводной «камри», обутой хотя и в превосходную, но откровенно летнюю резину, не могло быть и речи. Я отправился на работу на автобусе, даже на двух — жутковатое ощущение, изрядно подзабытое со студенческих безлошадных времён.

Примерно так же вышло и с правым рулём. Мы до последнего не верили, что власть пойдёт на новые репрессии — а вот оно случилось, и ничего уже не поделаешь. И что с того, что нет прямого запрета, а есть «заградительные» таможенные пошлины. Стало ясно, что дешёвые подержанные машины из соседней Японии уходят в историю, становясь красивым ностальгическим воспоминанием.

Откатавшись пару дней в автобусах и дождавшись оттепели, я поехал искать свободную шиномонтажку. Нашёл на удивление быстро. Узбеки (или таджики, кто их знает) ловко перекинули мне колёса и сделали балансировку. По дороге к ним я успел испытать несколько минут экстрима. Мокрый асфальт, лужи, снег и лёд — ехать по такому «миксту» на летней резине было жутковато. На участке мокрого асфальта приходилось разгоняться до нужной скорости (не маленькой и не большой), задавая машине необходимые инерцию и вектор, а потом уже в почти неуправляемом режиме штурмовать очередной снежно-ледяной подъём, сопряжённый с поворотом. Всё обошлось. Я успел благополучно переобуться и ощутил, какое счастье передвигаться пусть даже на плохонькой (я катал её несколько сезонов, и ещё кто-то до меня), но зимней резине-«липучке».

Короткая ноябрьская весна никого не обманывала. Все понимали, что эти плюс пятнадцать — на какие-то дни, а потом неизбежно приморозит, потому что зиму никто не отменял, а глобальное потепление — это, похоже, сказки. Приближался новый, 2010 год. А пока по оттаявшим лужам горожане и «гаражане» ездили грязными. Что толку мыть машину, если от одной поездки по городу она станет ещё более чумазой, чем была. Протрёшь утром фары, номера, стёкла с зеркалами — и вперёд. Только самые щепетильные эстеты ежедневно загоняли тачку на мойку, считая недопустимым выезжать на грязной — всё равно что ходить в нечищеной обуви.

Люди ходили в масках, боясь свиного гриппа. Его, похоже, подхватила сама природа, расчихавшись таким туманом, какого я давно не видел, хотя Владивосток по части туманов может поспорить с Лондоном. Уже в нескольких метрах не было видно ничего. Линии дорожной разметки и обочины терялись в густом молоке, клочья тумана приобретали физическую ощутимость — казалось, машина продирается сквозь них, как через лианы в уссурийской тайге. Встречные машины материализовывались из ничего прямо перед тобой, заметные только благодаря фарам или противотуманкам — белые с прижелтью огоньки обычных «галогенок» и ярко-белые, перетекающие в синеву острые ксеноновые лучики.

Правый руль — образ жизни, кормилец и культ зауральской России девяностых и нулевых — конвульсировал. В конце 2008 повысили ввозные пошлины на подержанные иномарки и обложили запретительной пошлиной ввоз автомобильных кузовов.

Летом 2009 Минпромторг РФ выкопал откуда-то очередную липовую статистику о повышенной опасности праворульных машин, хотя тем же летом МВД опубликовало итоговую сводку за первую половину года, из которой следовало: параметры аварийности на Дальнем Востоке ниже, чем в среднем по России, и снижаются они быстрее. Примерно тогда же стало известно о разработке технического регламента, который должен был поставить жирный крест на существовании правого руля в России. «Расположение органов управления выпускаемых в обращение транспортных средств должно соответствовать условиям правостороннего дорожного движения, установленного в РФ», — прозрачно намекал ось в проекте. Первый вице-премьер Шувалов публично пообещал, что «запреты на эксплуатацию или ввоз транспортных средств с правым рулём введены не будут». Другой вице-премьер, Кудрин, заявил, что «каких-то серьёзных ограничений на использование праворульных машин, таких вот одномоментных, производиться не будет». Но заместителям Путина никто уже не верил.

Позже положение о «расположении органов управления» было из регламента исключено, что дало повод владельцам праворульных автомобилей праздновать маленькую победу. Но потом нам по-иезуитски сообщили, что решено взамен ввести запрет на ввоз машин без 17-значного VIN-номера на кузове — такой номер отсутствует именно на японских праворульных автомобилях, выпущенных для внутреннего рынка.

23 сентября 2009 года техрегламент, исторгнутый из внутренностей Минпромторга и подписанный премьером Путиным, опубликовала правительственная «Российская газета», а значит, ввоз автомобилей без VIN’а (читай: с правым рулём) должен был прекратиться 23 сентября 2010 года, когда регламент вступал в силу. Обратный отсчёт пошёл; вопросы с уже ввезёнными авто, с прохождением техосмотра, с продажей и повторной постановкой на учёт оставались открытыми, а лукавые кремлёвские обитатели молчали.

Владивостокский авторынок Зелёный Угол и без того бился в агонии. В июле 2009 начальник Дальневосточного таможенного управления Сергей Пашко сообщил, что импорт транспортных средств через порты Приморья, Сахалина и Камчатки с начала года сократился в 10 раз: за пять месяцев ввезли всего 18 тысяч иномарок, тогда как годом ранее — 191 тысячу. Таможня не выполнила план по поступлениям в федеральный бюджет. Этим же летом стало известно о самоубийствах нескольких автобизнесменов, не сумевших вернуть заёмные деньги. Местный оппозиционер Александр Криницкий утверждал, что «как минимум 15 человек из тех, кто торговал автомобилями и брал на это кредиты, покончили с собой». Одновременно в мэрии Владивостока торжественно презентовали планы застройки Зелёного Угла жилыми домами. На территории Зелёнки должны появиться, объявили в мэрии, 14 тысяч квартир (сначала говорили даже — 25 тысяч) на 50 тысяч человек — то есть почти 10 % от нынешнего населения Владивостока. Откуда возьмутся эти 50 тысяч, учитывая, что население продолжало вымирать и уезжать (повышение пошлин лишь подтолкнуло этот процесс), было непонятно.