Владимир Гармаев - Журнал «Байкал» 2010–01

Обстановка всеобщего страха и смятения как нельзя лучше способствовала появлению слухов о том, что антихрист — это сам Пётр. Здесь надо признать, что он и сам давал сильнейшие к тому поводы.

«Поведение Петра, вернувшегося в 1698 г. из-за границы, вместо поклонения святыням поехавшего прямо к Анне Монс и бражничавшего с нею всю ночь, а затем собственноручно резавшего бороды и рубившего головы стрельцам, сначала подало мысль, что подлинный царь пропал без вести в „Стеклянном [48] От слова Стекольна, т. е. Стокгольм. государстве“, а на его месте в Москве воцарился „жидовин из колена Данова“, т. е. антихрист. Но последующие действия и реформы Петра перенесли представления об антихристе на самого царя» [49] Никольский Н. М. История… .

Пушкин, уделявший большое внимание личности царя-реформатора, так прямо и писал, что «Народ почитал Петра антихристом» [50] Пушкин А. С. История Петра I. Подготовительный текст. Собрание сочинений. Т. 8. М. 1977. , и в качестве одного из объяснений этого ссылался на тезис из знаменитого «Стоглава» [51] «Стоглав» — состоящий из 100 глав сборник решений, названного поэтому Стоглавым, церковно-земского собора в Москве, в январе-мае 1551 г., при Иване Грозном. :

«Творящие брадобритие ненавидимы от Бога, создавшего нас по образу своему».

Сильнейшее брожение в умах простого народа вызвал указ Петра от 15 декабря 1699 г., в котором началом нового года объявлялось 1 января 1700 г., а не 1 сентября, как это испокон велось на Руси. Пояснения, сопровождавшие данную акцию — «считать лета не от сотворения мира, а от Рождества Христова, в восьмой день спустя», — выглядели малоубедительными. «Народ, однако, роптал, — отмечал Пушкин. — Удивлялись, как мог государь переменить солнечное течение, и веруя, что Бог сотворил землю в сентябре месяце, остались при первом своем летоисчислении». Неоспоримым аргументом в пользу «сентябрьского сотворения мира» стали… знаменитые библейские яблоки «познания добра и зла»: яблок в январе не бывает — уж это-то российский крестьянин знал твердо.

Особое это настроение «перед концом света» породило такое крайнее средство побега из насквозь греховного мира, как самосожжение. Крестьяне «самоохотно» сжигались в избах и овинах, в скитах и церквах; горели целыми семьями, целыми деревнями; горели на Тоболе и под Тюменью, в Приуралье и Зауралье, в Поморье и Заволжье. Горели сотнями и тысячами.

Известия о происходящем, приукрашенные чудовищными подробностями, достигали отдаленнейших уголков государства, в том числе, разумеется, и Забайкалья. Бурятскому населению вряд ли что могло сказать слово «антихрист», но то, что многие простые русские люди считают своего «хана» великим злодеем, — уж это-то уразуметь было несложно. Подобная репутация доверия к царю, понятно, не прибавляла.

Но коль скоро предводители бурятских родов все же решились ехать к такому «страшилищу», то, очевидно, потому, что им было известно нечто такое, что придавало им уверенность в успехе предпринятого дела. То есть можно предположить, сам Пётр в силу определённых причин был весьма заинтересован в приезде к нему «брацких людей» из далёкого Забайкалья.

Мы знаем, что царь часто и надолго отлучался из Москвы. Например, его знаменитое пребывание в Западной Европе затянулось на 15 месяцев. И вообще, как писал В. О. Ключевский:

«Петр был гостем у себя дома. Он вырос и возмужал на дороге и на работе под открытым небом. Лет под 50, удосужившись оглянуться на свою прошлую жизнь, он увидел бы, что он вечно куда-нибудь едет. В продолжение своего царствования он исколесил широкую Русь из конца в конец — от Архангельска и Невы до Прута, Азова, Астрахани и Дербента. Многолетнее безустанное движение развило в нем подвижность, потребность в постоянной перемене мест, в быстрой смене впечатлений».

Таким образом, буряты, эти потомственные кочевники, угодив в лице Петра на не меньшего кочевника, рисковали вообще не застать царя в Москве, что обрекло бы их на долгое и чреватое серьёзными неприятностями ожидание. Но коль скоро этого не случилось, то, надо думать, дата приезда бурятской делегации была заранее согласована с самим Петром.

Следует заметить, что именно в начале 1703 г. Петру пришлось особенно ужесточить свой рабочий график: царь готовится в мае заложить Санкт-Петербург и одновременно в небывало форсированном темпе создавать балтийский флот.

И то, что при таком дефиците времени глава государства все же считает необходимым встретиться с какими-то «самодеятельными ходоками» и внимательно их выслушать, — наводит на определённые размышления. Добавим к этому, что в результате, как бы экспромтом, рождается государственный акт, тот самый Указ, которому суждено было на многие десятилетия вперед обеспечить спокойствие и безопасность громадных восточных территорий державы. Нет, походя, по наитию такие вещи не делаются.

Всё вышесказанное разительно не вяжется с версией об «унизительной поездке дикарей». Напротив, создается впечатление, что у царя Петра определённо были некие веские причины для встречи с этими людьми.

И ещё: несмотря на чрезвычайную дальность и трудность поездки, она завершилась в общем-то почти благополучно: из всех ее участников не вернулась домой лишь молодая шаманка Абажа-удаган: увы, организм юной женщины не вынес непосильных дорожных тягот. А ведь при экстремальных условиях того путешествия жертв могло быть куда больше.

Нет, одним лишь удачным стечением обстоятельств вышеперечисленное объяснить трудно. Представляется, что на всех этапах своей миссии бурятская делегация пользовалась помощью и поддержкой. Даже сейчас, 300 лет спустя, за всем этим предприятием чувствуется продуманность, подготовленность и чья-то влиятельная дружественная рука.

Далее, необходимо было точное знание особенностей предстоящего пути: расстояние до Москвы, основные населенные пункты, великие реки и переправы через них, сроки ледостава, характер и состояние дорог и многое, многое другое. Как истинные кочевники, буряты отлично сознавали, что от малейшей ошибки в подобном путешествии зависит не только судьба поставленной цели, но и сама их жизнь.

По этим и подобным вопросам реальную помощь могло оказать и оказывало именно руководство Нерчинской администрации. Так, делегацию забайкальских бурят «сопровождали в качестве переводчика бывший приказчик из Нерчинска Павел Шурыгин и лекарь Михайло» [52] Народы Бурятии в составе… с. 22. .

И, наконец, многое объясняет тот факт, что должность наместника сибирского в то время занимал один из наиболее влиятельных помощников Петра граф Федор Алексеевич Головин, — тот самый, который в 1689 г. подписал Нерчинский договор с Китаем и которого руководители забайкальских бурятских родов не без оснований считали своим большим другом.