Семен Аралов - Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах]

Но об этом речь в других очерках.

— В Таврический!

Молодой военный в тесной шинели и папахе, в портупейных ремнях, выбежав из подъезда на Мойке, 67, открыл дверцу потрепанного, бог весть когда крашенного автомобиля и тронул за плечо дремавшего солдата-шофера. Тот встрепенулся, сел ловчее, нажал на педали.

Автомобиль загрохотал, зашипел и, рассеивая по заснеженной земле клубы дыма, помчался вдоль набережной. На Невском, в свете редких ночных фонарей, на заборах, на углах домов, на афишных тумбах угадывались широкие листы-воззвания, за два дня всколыхнувшие Питер и республику: «Социалистическое Отечество в опасности!» У Аничкова моста по всей ширине проспекта на февральском ветру трепетал красный транспарант: «Петроград защитим! Отечество защитим!»

Перед решетчатыми воротами Таврического дворца молодой военный предъявил пропуск. В нем говорилось, что товарищ Баландин Василий Александрович имеет право беспрепятственного входа во дворец.

За оградой шофер заглушил мотор. Баландин побежал к подъезду… Второй этаж, знакомые коридоры, фойе с колоннами, люстрами и старинными, еще потемкинских времен, диванами. Залы, комнаты, кабинеты. Повсюду ожесточенно спорящие, курящие, торопливо расхаживающие люди.

— Срок ультиматума истекает в семь утра. Остались считанные часы. Мир или война? Другой альтернативы нет! — услышал Баландин, проходя мимо колонн Екатерининского аванзала.

В другом месте жаркий спор шел о том, почему откатываются из-под Двинска те самые полки, которые еще недавно громили немцев.

— Старая армия устала… Она спешит к хатам, к бабам, к земле.

— Для защиты социалистического отечества нужна социалистическая армия. А она еще только создается.

— Немцы воспользовались моментом демобилизации нашей старой армии. Это же факт!

Баландин бегал от одного кружка к другому. Вглядывался в лица. Свердлов, Дзержинский, Урицкий, Подвойский, Бубнов… Но где Крыленко? Именно его искал он, приехав в Таврический.

С вечера 23 февраля 1918 года в Таврическом дворце происходили непрерывные совещания. Накануне в Смольном прошло бурное заседание ЦК большевиков. Владимир Ильич Ленин выдержал тяжелейшую битву с фразерами, болтунами, не желавшими видеть реальные факты и отвергавшими мир под трескотню ультралевых, «р-р-ре-волюционных», а на деле непартийных, авантюрных словопрений. Позже совместно собрались центральные комитеты обеих правительственных партий — большевиков и левых эсеров. Снова выступал Ленин. Картина повторилась. После этого — Таврический. Заседания фракций ВЦИК. Здесь политическое сражение разыгралось с еще большим накалом. Верховный главнокомандующий армиями Советской республики Николай Крыленко сделал доклад о положении на фронте. После него — в который раз! — выступил Ленин. Он настаивал на своем — мир с Германией подписать!

Баландин привез в Таврический последние донесения с фронта. Привез, чтобы передать их Крыленко. В самые ближайшие часы должно было решиться, что же изберет Советская Россия: мир, хотя и тяжкий, или войну — в условиях еще более тяжелых и ставящих под угрозу само существование Советской власти.

…Их было трое: Иван, Сергей и Василий Баландины — родные братья. Старший брат Иван и средний Сергей к лету 1917 года служили рядовыми в питерском Семеновском полку. Василий — прапорщик в 3-м запасном пехотном полку, что стоял в Новом Петергофе под Петроградом. До службы в армии Василий учился в Пермском отделении Петроградского университета и потому был направлен в школу прапорщиков, а затем получил офицерские погоны.

В первых числах июля, после расстрела Временным правительством демонстрации в Петрограде, всех троих Баландиных арестовали.

Архивы сохранили донесения шпиков Керенского, ходивших по следам братьев, переписку следователей и прокуроров, допрашивавших Баландиных.

«Иван Баландин, — докладывали шпики, — принадлежит к фракции социал-демократов большевиков, чем он всегда открыто гордился… Солдатам раздавал газету „Правду“. Среди солдат, отправляющихся на фронт, вел антиправительственную пропаганду…» О Сергее говорилось то же — большевик. Третий брат, прапорщик Василий, разделяет их убеждения.

— Да, перед моим арестом я собирал солдат и просил их твердо стоять за дело революции, — сказал на следствии прапорщик Баландин.

Арест братьев-большевиков не был изолированным фактом. Правительство Керенского в июльские дни 1917 года сфабриковало пресловутое «дело Ленина и других». Владимира Ильича, как известно, арестовать тогда не удалось. Но в тюрьмы были брошены сотни большевиков, в том числе Николай Крыленко, Константин Мехоношин, Павел Дыбенко… Братья Баландины, находившиеся на примете у контрразведки Керенского, также оказались под арестом.

— Вы агенты Германии! — кричал на допросе небезызвестный в ту пору «следователь по важнейшим делам» провокатор и садист Середа. — Вот, вот доказательства! — И он размахивал листками семейных писем и телеграмм, которые были взяты при аресте братьев Баландиных.

Но документы эти никакого касательства ни к политике, ни к военной службе не имели. И как ни старался истолковать их Середа, доказательств «шпионажа большевиков Баландиных в пользу Германии» не нашлось. Гнусные наветы вызвали законное возмущение арестованных. Старший из Баландиных, Иван, находившийся в камере Ушаковской тюрьмы, объявил голодовку. Он требовал немедленного своего освобождения, как и всех политических, брошенных в тюрьмы лишь за свои большевистские убеждения. Ивана поддержал Сергей. За ним — другие из Ушаковской тюрьмы. Голодовку начали и политические заключенные «Крестов» и комендантского управления, где, в частности, содержались Крыленко и Баландин-младший.

На двенадцатый день Иван Баландин оказался в положении безнадежном. По совету товарищей из ЦК голодовка была прекращена. Лишь Баландин-старший, уже обреченный, продолжал начатое, полагая, что этим он сможет помочь другим.

Весть о голодовке политических проникла в печать. Даже буржуазные газеты спрашивали: «За что мучают Баландина?» Власти поспешили уладить инцидент. В тюрьму явились полицейские чины и предложили старшему Баландину отправиться в госпиталь. Арестованный отказался.

Тогда из комендантской тюрьмы в контрразведку доставили прапорщика Баландина.

— Вас отвезут сейчас к старшему брату. Убедите его, что он поступает бессмысленно. Следствие еще не закончено, но через день-два все будет сделано и его, вероятно, освободят, — любезно, вкрадчиво сказал начальник контрразведки.

— Иван ни в чем не повинен. Как и все политические… Брат настаивает совершенно обоснованно.