Семен Аралов - Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах]

За спиной каждого офицера — стюард. Перед Георгием матово поблескивали несколько тарелок, справа лежали два разных ножа, столовая ложка, стояли стакан для воды и чашка для кофе, слева — три вилки, впереди, за тарелками, — фужер для вина, еще вилка, нож и десертная ложка. Целый арсенал!

Как им пользоваться? На банкетах он никогда не бывал. Раздраженно подумал: «Вполне хватило бы тарелки и ложки. Ну еще вилка. Богато живут». Вспомнилась военная Москва, комнатка на Калужской улице, продовольственные карточки. «Если сейчас у Серафимы, жены, да у пятилетнего Левы („беспомощный мой худышка“) есть хлеб и маргарин — то очень хорошо… А тут прямо банкет», — произнес про себя зло и словно совестясь за выпавшее ему изобилие.

Стакан справа был слишком близко от тарелки, чуть-чуть отодвинул его. Из-за спины протянулась рука и водрузила стакан на прежнее место. «Кто же тут корректирует из-за моей спины?» Роберт! Проворный парень — успел облачиться во фрак.

На обед была рыбная закуска, потом суп из сушеного картофеля, бифштекс, консервированные специи и еще какое-то блюдо, которое вроде бы надо есть ложкой. Взял ложку. Офицер справа, худой, с жесткими черными усиками, посмотрел осуждающе. «Значит, надо было вилкой орудовать». Отвернулся от него. «А что сосед слева — тоже заметил?» Заметил! Но его добродушный взгляд говорил: «Мистер русский, не смущайтесь. В конце концов, не это главное в жизни».

После двух-трех таких обедов дипкурьеры все же освоили заморские обычаи. Они узнали, что хозяева начнут есть лишь после того, как приступит к еде гость, что встать из-за стола можно только после капитана. Хорошо еще, что помогал Роберт: он вовремя подсовывал нужную тарелку, ложку или вилку.

Узнали и о других традициях: как одеваться к завтраку, обеду — на обед являйся непременно в черном костюме, белой рубашке с галстуком бабочкой. Но ничего этого у них не было! Неловко, конечно. Тем не менее никто не намекал о черном костюме, а взгляд симпатичного доброжелательного соседа за столом (на черноусого лучше не смотреть) словно подбадривал: «Понимаем, мистер. У нас очень сложные традиции. Но в конце концов, не это главное в жизни».

«Пожалуй, мудрено, — размышлял про себя Николай, — и не только за офицерской трапезой. Метра у вас нет, километра — тоже, а вместо них — фут, отмеренный по стопе короля Джона, и ярд, равный расстоянию от кончика носа до конца среднего пальца короля Генриха I».

У моряков всегда был отличный аппетит. Это чувствовалось уже в баре, который находился перед кают-компанией. Здесь выпивали рому, виски или пива, расплачиваясь с барменом наличными. Мистер Джонсон, бравший две, а то и три порции рома, приглашал и дипкурьера отведать ароматный, крепкий напиток. Гость отказывался и, чтобы избежать новых приглашений, быстро проходил в кают-компанию. При этом неизменно встречался взглядом с королевой Елизаветой: ее портрет висел на видном месте слева от входа в кают-компанию, и Елизавета I, казалось, пристально смотрела на каждого. В нижнем углу рама и стекло разбиты: во время одного из сражений сюда попал осколок. В самый угол. Королева осталась невредимой.

— Наша покровительница! — как-то воскликнул Джонсон. Помкэп почтительно посмотрел на королеву.

С согласия ее величества мы оставили портрет таким, каким он был в день того успешного сражения.

Таким он дойдет с нами до полной победы британского королевского флота…

Обеды проходили неторопливо. Иногда возникал разговор — он касался семей, каких-то подробностей о женах, детях, о собственном самочувствии. А о том, что делается на крейсере, о войне — ни слова. «Вероятно, я еще слаб в английском? — думал Георгий. — Впрочем, уж как-нибудь разобрал бы про „war“» [43] Война (англ). .

Молчаливей всех был командир крейсера. Правда, он поинтересовался в самый первый день, как устроились русские джентльмены, нет ли у них каких-либо просьб. Этим и ограничился.

Сегодня же он нарушил молчание и обратился к Костюченко (Николай оставался в каюте, у диппочты). Капитан сказал, что на его крейсере впервые находятся гражданские лица и что дипкурьер не просто пассажир, а представитель союзной державы. Он, конечно, не тот рядовой гражданин государства, который ничего или почти ничего не знает. Русский джентльмен безусловно имеет определенную осведомленность, разбирается в происходящих событиях.

— Мистер Костюченко, надеюсь, должным образом оценивает то, что присутствие советских дипкурьеров на корабле, идущем под флагом Великобритании, является признаком большой солидарности Англии и ее военной помощи России.

«Куда это он гнет?» — пронеслось в голове Георгия, напрягшего все внимание.

— В последнее время вы, — продолжал капитан, — нанесли Гитлеру несколько чувствительных ударов. Но война есть война. Сегодня удача у одного, завтра она переходит к другому. Вермахт все еще занимает огромные ваши территории, многие важнейшие промышленные и сырьевые базы. Он еще весьма и весьма опасен. Если удача снова улыбнется ему, выдержите ли вы новые испытания? Сколько сможет тогда продержаться Россия?

Георгий медлил. Он осмысливал сказанное, «переводил» с английского на русский. Тщательно подбирал слова для ответа.

— Благодарю вас, сэр, за солидарность. Что же касается возможностей моей страны в этой войне, то Советский Союз уже достаточно убедительно показал свою стойкость. Вас интересует завтрашний день? Поживем — увидим. Русская пословица гласит: «Цыплят по осени считают».

— Это ответ дипломата?

— Патриота. Советского гражданина.

Да, Георгий ответил честно. Но он сказал не все, что знал. Зачем выкладывать все?

В его мозгу всплывали подозрительное поведение непрошеных каирских «опекунов» — мистера Вадсона и миссис Ли, попытка произвести досмотр в лондонском аэропорту…

Что все же означают слова капитана? Какой-то зондаж или?.. Потом возникло другое: «Значит, я не верю никому из сыновей и дочерей Альбиона, которых встретил? Нет. Роберту верю. И парням из артиллерийского отсека — я слышал, о чем они говорят. Кому еще? Соседу слева за столом в кают-компании. Летчикам, которые тащили нас на старом „Дугласе“ из Каира до Англии».

Когда вернулся в каюту, рассказал обо всем Николаю.

— Этот разговор оставил у меня горький осадок. Выходит, они сомневаются в наших силах. А я, черт возьми, ожидал от них другого. Ведь они союзники!

— На союзников надейся, а сам не плошай. Ничего, Георгий, все равно выдюжим!

…Однажды Роберт, провожая в каюту Зайцева (в этот день он обедал первым), сказал:

— Скоро передышка.

— Какая передышка?

Роберт умчался, не ответив.

Георгий пожал плечами, раскрыл «Былое и думы», которое дали в дорогу посольские товарищи. Николай занялся электрорефлектором: от качки и вибрации выскакивали винты, которыми рефлектор крепился к переборке. Взял свой универсальный перочинный нож, в котором была и отвертка.