Александр Поляков - Покушение на ГОЭЛРО

«Надо перед сном почитать», — решил он и достал из портфеля книжку на немецком языке, которую дал ему на время Габт.

Борисов начал читать:

«…Шпион сам господин своей судьбы. Его жизнь — длинная цепь удачных или несчастливых случайностей. Шпионы на службе Великобритании берутся за опасную деятельность главным образом из любви к приключениям.

…Годы моей шпионской работы состоят сплошь из приключений. Это лучшая страница моей жизни. В юном возрасте я совершенно не предполагал, что могу когда-либо стать тайным агентом и что могу увлекаться драмами и мелодрамами подобного сорта…»

О своих прошлых похождениях офицер английской разведки Джордж Хилл рассказывал охотно.

«…Убивать человека — акт, который я не многим могу рекомендовать, но теперь, на основании собственного опыта, я без колебаний утверждаю, что во время войны шпионы, приговоренные к смерти, непременно должны быть казнены…»

Работа капитана Хилла в России началась с июля 1917 года. В январе 1918 года он прибыл на юг. В Ростове и Новочеркасске развил бурную деятельность по формированию белогвардейских частей. Там у него и состоялась встреча с бежавшим на юг Борисом Савинковым, руководителем эсеров, бывшим помощником военного министра в кабинете Керенского. Они спланировали заговор против Советской России, и Хилл содействовал Савинкову в его нелегальной поездке в Москву.

Затем и сам Хилл появился в Москве. Вместе с резидентом английской разведки в России Сиднеем Рейли участвовал в разработке заговора дипломатов, который возглавил английский посол Локкарт.

В сентябре 1918 года заговор был раскрыт ВЧК. Рейли удалось избежать ареста. Хилл писал об этом времени:

«Мы нелегально встретились в Москве с Рейли. Сверили списки имен и адреса агентов. Выяснилось — многие еще целы.

Я считал — игра окончена. Надо сдаваться. Идет обмен заложниками. Русские обещали освободить Локкарта и других в обмен на арестованных советских представителей в Англии, в том числе Литвинова. Но Рейли убедил меня отказаться от этой мысли, и мы с немецкими поддельными паспортами пробрались порознь в Норвегию и из Бергена отплыли в Англию…»

Отложив книжонку в сторону, Борисов прошелся по комнате. Потом опять сел к столу.

Непонятно, зачем немцы опубликовали эту книгу. Ведь речь тут идет о тех, кто попался в России с поличным или о вышедших из игры. Вышедших… А может быть, начавших вторую жизнь в разведке! Вот здесь-то и зарыта собака.

Борисов задумался, держа в руках книгу. Потом вновь раскрыл ее и стал просматривать титульные листы. Ба! Да здесь есть посвящение полковнику Габту, как же он его раньше проглядел?!

«Мой старый шеф Сидней Рейли в восемнадцатом году, когда мы уходили из большевистской России, говорил: «Немцы — это ящик с динамитом под боком России. Можно даже допустить, чтобы в будущем они нас победили. В Москве растет и крепнет самый страшный враг священного принципа частной собственности, а значит, и всего рода человеческого… Мир с Германией — да, мир хоть с дьяволом! У нас есть только один враг. Все человечество должно объединиться в священный союз против этого чудовища — коммунизма!»

«Теперь понятно, почему Габт дал мне почитать эту книжку, — подумал Борисов. — Мол, «разумейте, языци!» — абвер теперь уже не одинок. Фирма вполне надежная».

Экспресс «Красная стрела» отошел от перрона столичного вокзала точно по расписанию. В третьем купе спального вагона прямого сообщения ехали двое: мужчина и женщина. Мужчину звали Франц Фишер. Он был представителем немецкой электротехнической фирмы «Континенталь» в России — главным инженером по монтажу. Роста ниже среднего, но плечист и по-офицерски подтянут. Чуть угловат. Одет в короткое полупальто цвета хаки, клетчатые брюки гольф, полуботинки на толстой подошве. Его сопровождала секретарь и переводчица фирмы Анна Маринова.

После легкого ужина пассажиры стали устраиваться на ночь. Нижнюю полку Франц Фишер любезно предоставил своей красивой, с горделивой осанкой спутнице. Поцеловав Анну в щеку, он вздохнул и отправился на верхнюю полку.

— Спокойной ночи, — сказала Анна по-немецки, хотя Фишер понимал ее родной язык.

Натянув до подбородка одеяло в прохладном крахмальном пододеяльнике, Маринова закрыла глаза, прислушиваясь к мягкому перестуку колес.

Она чувствовала себя счастливой. Все плохое, все трудное, как ей казалось, осталось позади. Псковская замшелая деревенька, зимний неуют в нетопленой избе, потом ледяное помещение курсов, где она изучала немецкий, неотвязное чувство голода. Даже цирк, где пришлось недолго поработать, внесший столько мрачного в ее жизнь, вспоминался сейчас по-иному: минутами радости, когда она под глухой рокот барабана выполняла двойное сальто под высоким куполом.

Вот такое же ощущение сверкающего полета в свете прожекторов владело Анной и теперь. Но длилось оно не считанные мгновения, а дни, прекрасную вереницу дней. Прежние горести — ерунда! Первые светлые зарницы для нее блеснули в тот час, когда она стала переводчицей в представительстве немецкой электротехнической фирмы «Континенталь». Правда, она случайно услышала, как главный инженер по монтажу Франц Фишер сказал в соседней комнате главному представителю фирмы Бюхнеру: «Недостатки произношения у нее искупаются экстерьером». Анне было наплевать на это. И не такое приходилось слышать о себе.

Зато потом она не знала более обходительного человека, чем Франц. Когда представительство фирмы переехало в столицу, он предложил Анне Мариновой поселиться вместе со всеми немецкими сотрудниками. Представительство разместилось в нескольких коттеджах на подмосковной станции Перово. Конечно, она не отказалась. Анна уже начала привыкать к тому, что в нынешней многотрудной жизни у кого-то — изнурительная работа, встречные планы, стройки, хлеб по карточкам, желтые кристаллы сахара по карточкам, масло по карточкам, а она, Анна Маринова, секретарь и переводчик электротехнической фирмы «Континенталь», может зайти в магазин Инснаба и взять себе чего хочет и сколько хочет, и не помышляя о нормах. Одета она была не по ордерам. А премии — мужские ботинки из свиной кожи, которые выдавали работницам, носящим вместо шляпок красные косынки, — Анне теперь и даром не нужны. И когда Франц весьма корректно начал оказывать ей знаки внимания, Анне это понравилось. Франц обещал жениться на ней в недалеком будущем, говорил о желании остаться здесь, в России, которую он полюбил и откуда уезжать не хочет. Зачем ему Германия — там у него никого нет.