Александр Поляков - Покушение на ГОЭЛРО

— Пожалел вас, Феликс Эдмундович, вы же столько не спали.

— Но я вас не пожалею. За халатность пять суток гауптвахты! — И добавил: — Нельзя давать повод меньшевистскому лидеру обвинять нас в советском бюрократизме… Выходит, он прав — полтора суток шло письмо с нижнего этажа до моего кабинета. Так нельзя!

Кржижановский рассмеялся.

— Прав, конечно, прав был Феликс Эдмундович.

— Безусловно прав! — согласился и Куликов. Потом привстал и добавил: — Когда меньшевика отпустили «под честное слово» и я сопровождал его до границы, он держал себя самым наглым образом. В нем ничего не было похожего на «интеллигентного созидателя». Он мне, потомственному рабочему, чуть не плевал в лицо, называя жандармом.

— Успокойтесь, товарищ Куликов, они, меньшевики, теперь поливают грязью всю Советскую Россию. Но, как говорится: «Собака лает, а обоз идет», — заключил Кржижановский под общий смех. — У вас в вестибюле, товарищи, я видел стенд, посвященный ленинскому плану ГОЭЛРО, и порадовался как энергетик и как член комиссии, которая этот план разрабатывала. И вот что я хочу сказать вам в заключение, мои молодые друзья. Вы все прекрасно знаете, что наперекор исключительным трудностям план ГОЭЛРО был за десять лет в своих решающих статьях выполнен и перевыполнен. Этот план как бы устанавливал рельсы, по которым шел весь наш гигантский культурно-хозяйственный поезд с тем оснащением, которое должно было радикально преобразовать все хозяйство и всю культуру Страны Советов. Ленинский план электрификации России получает дальнейшее развитие и конкретизацию в разрабатываемых Коммунистической партией пятилетних планах индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства, планах строительства коммунизма. Впереди, товарищи, у нас много работы: творить, строить и защищать наши великие завоевания!

На пограничной станции Негорелое в толпе иностранцев, направлявшихся на таможенный досмотр, обращали на себя внимание два пассажира. Они не походили на других иностранцев, прибывших в Советскую Россию всерьез и надолго — с женами, детьми, нагруженных баулами, чемоданами, картонками и многочисленными свертками.

Эти двое, одетые безукоризненно, шли не торопясь, попыхивая трубками, от чего на их лицах застыло полупрезрительное выражение. Носильщик играючи нес за ними два небольших кожаных чемодана.

Не выпуская трубок изо рта, респектабельные иностранцы предъявили паспорта. Один из них значился членом директората немецкой фирмы «Континенталь» Генрихом Габтом, другой — акционером фирмы Гансом Мюллером.

Процедура досмотра прошла быстро, без заминки. В чемоданах коммерсантов лежали только предметы туалета и много рекламных каталогов фирмы. Через несколько минут они вышли из таможенного зала и заняли свои места в комфортабельном двухместном купе международного вагона.

Остро стреляя глазами в каждого встречного, Габт заметил Мюллеру:

— Вы, Ганс, правильно сделали, что предложили таможеннику «на чай». Этим вы дали понять, что первый раз едете в Советскую Россию и вам неизвестно, что русские теперь чаевых не берут.

— Зато польские таможенники содрали с нас почти английский фунт и, нахалы, даже наши марки не взяли, считают, что они обесценены.

— Иначе было нельзя, — объяснил Габт. — Не отвали мы им такой куш, уже не на чай, а на шнапс, они бы ножницами перекроили все наши каталоги.

Перронная посадочная сутолока постепенно затихала. Носильщики, словно почетный караул, стояли вдоль состава. То один, то другой из них снимал фуражку, вытирая пот со лба, — августовское солнце грело щедро.

Небрежно бросив на стол кучу каталогов, Габт нажал кнопку звонка.

Вошла миловидная молоденькая проводница. Форма сидела на ней как влитая.

— Что господам угодно? — спросила она на хорошем немецком языке.

Ганс посмотрел на нее теплым взглядом, а Габт отрывисто спросил:

— Можно убрать чемоданы, чтобы они нам здесь не мешали?

— Пожалуйста! Вы закройте замки, и я вынесу их к себе в купе.

Габт щелкнул застежками, но не стал запирать замки. Проводница унесла чемоданы, а Мюллер удивленно поднял брови и спросил полушепотом:

— Зачем вы это сделали? Чемоданы могли спокойно лежать на верхних багажных полках.

— Ганс, вы еще не знаете нынешних русских, — также шепотом ответил Габт. — Их надо уметь расположить к себе доверием. В вагоне обязательно едет агент ГПУ. Он пороется в наших чемоданах и убедится, что двойного дна нет. И мы будем спокойно себя чувствовать. Зачем дразнить советскую контрразведку?

— Но вы, Генрих, неосторожно разбросали по столу каталоги. Ведь в них заделаны документы, — заметил Ганс.

— Ничего! Кстати, вот сюда, в эту обложку, вложен ваш русский паспорт, в другую — удостоверение сотрудника советского торгпредства в Берлине. Оно вам понадобится при поездке на родину. Третье удостоверение вот в этом каталоге — по нему вы значитесь уполномоченным Ростовской конторы по сбору и сбыту металлолома. Это вам пригодится для поездки в Златоуст, на встречу с «НС-13».

Габт снова бросил каталоги на стол и поймал недоумевающий взгляд Мюллера.

— Вы не удивляйтесь, Ганс! В нынешней России все должно быть на виду. Контрразведка всегда по привычке ищет то, что далеко спрятано… Кстати, выйдем в коридор. Вы будете любоваться вашим русским пейзажем, а я посмотрю, на всякий случай, кто наши соседи по купе.

Жарков, не отрываясь, глядел в окно. Ему было радостно и тоскливо. Перед его взором проплывали деревни, низенькие, под соломой и дранкой избушки. Все это было как во сне и пьянило его. Но появилось в пейзаже и нечто новое. Сначала он не мог уловить что. Потом понял — поля. Огромные золотые поля, а не клочки земли, изрезанные бурьянной чересполосицей. На одном из полей он увидел жнейку, которую тянули не лошади, а трактор. «Колхозы… Коллективизация…» — едва не вслух произнес Жарков. На лбу у него выступил холодный пот, когда он подумал, что через четырнадцать дней он опять окажется далеко от своей родины…

— Ганс! — шепнул ему на ухо Габт. — Наши соседи по купе — немцы. Кажется, коммунисты. Едут со всем скарбом. Не иначе — бегут от Гитлера. Это уже неплохо. Национал-социализм еще покажет себя!

Он бросил взгляд в сторону купе проводника, куда вошел какой-то пассажир, и быстро зашептал:

— Черт возьми! Лицо знакомое… Я его где-то видел. И он почему-то на меня изучающе посмотрел. Похоже, за нами наблюдает сотрудник ГПУ.

Достав из кармана трубку, Мюллер с излишним усердием принялся набивать ее табаком.

Габт на минуту задумался, потом решительно сказал:

— Так! Кое-что в программе нам необходимо изменить. Я с вами не должен нигде появляться.