Всеволод Овчинников - Ветка сакуры

К старым чертам, которые остались более или менее неизменными, относятся прилежание, честолюбие и способность стойко переносить трудности.

За годы журналистской работы в Токио мне часто вспоминались слова Маяковского, который считал себя в долгу

Постоянная гонка за текущими событиями политической и общественной жизни почти не оставляет зарубежному корреспонденту времени для обстоятельного рассказа о самом народе, о чертах его портрета. Перелистываешь потом объемистые папки переданных материалов и с горечью убеждаешься: за шесть с лишним лет так и не успел толком ответить на вопрос: что же они за люди – японцы?

Об этом соседнем народе наша страна с начала нынешнего века знала больше плохого, чем хорошего. Тому были свои причины. Да и то плохое, что мы привыкли слышать о японцах, в целом соответствует действительности и нуждается скорее в объяснении, чем в опровержении. Однако если отрицательные черты японской натуры известны нам процентов на девяносто, то положительные лишь процентов на десять.

Приходится признать, что мы в долгу перед цветущей сакурой, которую японцы избрали символом своего национального характера.

Каково подлинное лицо народа, для портрета которого иностранные авторы часто использовали лишь две краски: либо розовую, либо черную; расписывая либо гейш в кимоно, либо самураев, делающих харакири?

Разумеется, положительная или отрицательная оценка той или иной черты в какой-то степени относительна, субъективна.

Американец, к примеру, скажет:

– Японцы предприимчивы, но непрактичны. При своих скромных доходах они слишком беспечно относятся к деньгам.

Немец добавит:

– И ко времени тоже. В работе они умеют быть четкими, но в быту отнюдь не пунктуальны. Им как-то не хватает собранности, умения вести себя в рамках разумного.

Против этого трудно возразить. Хотя русской натуре импонирует как раз то, что японцы даже при бедности не мелочны, при организованности – не педантичны; что они не любят подчинять душевные порывы голосу рассудка.

Японцам присуща широта натуры в сочетании с обостренным чувством собственного достоинства. Пожалуй, наиболее заметно это в отношении людей к деньгам. Японец всегда старается подчеркнуть, что равнодушен к ним (может быть, даже больше, чем на самом деле). Даже дотошные домохозяйки не станут пересчитывать сдачу: это не принято. Если пятеро рабочих зайдут выпить пива, расплатится кто-нибудь один, и никто не будет всучивать ему потом свою долю: «немецкий счет» здесь немыслим. Мелочность, а тем более скаредность в представлении японцев – едва ли не главный из пороков.

Народу чужды угодливость и подобострастие. Японец замрет в глубоком поклоне там, где, по его представлению, того требует этикет. Но он не станет пресмыкаться перед обладателем тугого кошелька. Заезжих иностранцев Япония больше всего поражает как единственная капиталистическая страна (и притом страна азиатская), где не берут чаевых. Шофер такси, разносчик из лавки вручит сдачу до последней монетки и поблагодарит. Японским дельцам не занимать алчности у зарубежных конкурентов. Однако если взять народ в целом, то его отличает даже не просто честность, а какая-то моральная чистоплотность в отношении к деньгам.

В разговоре об отрицательных чертах японцев русский человек чаще всего посетует на их непрямоту, на недостаточную искренность в нашем понимании этого слова. Но, узнав народ ближе, вникнув в своеобразие его моральных норм, приходишь к убеждению, что у японцев можно поучиться именно культуре человеческих взаимоотношений, умению людей взаимно оберегать самолюбие и достоинство друг друга.

В своих поступках японец чаще руководствуется интуицией, чем логикой. Своеобразие его противоречивого характера легче почувствовать, чем объяснить. С учетом этого я и старался вести рассказ о нашем дальневосточном соседе.

Япония для советских людей не просто одна из многих зарубежных стран. Природа поселила нас бок о бок. А кому неизвестна истина: у соседа могут быть свои взгляды, склонности, привычки, но, чтобы ужиться с ним, надо знать его характер.

Постараемся же ближе познакомиться с народом, который связывает собственные душевные черты с образом цветущей вишни.

Итак, вы прочли эту увлекательную книгу и, я уверен, с сожалением перевернули ее последнюю страницу; ее автор не только пробудил у вас неистребимый интерес к Японии и японцам, к их образу жизни, складу ума и характеру – он сам вызвал у вас симпатию. Я уверен, что отныне вы не раз будете спрашивать в книжном магазине или в библиотеке, что еще написал Всеволод Овчинников.

Дружески беседуя с вами, он поведал о множестве вещей, не только рассказал о них, но и показал их; перед вами прошли разнообразнейшие картины, отразившие самые различные аспекты и нынешней, ультрасовременной Японии, и Японии старинной, но прежде всего «японской Японии», как выразился автор, – той, что почти не подвержена переменам и присутствует всегда и во всем, сохраняя свое своеобразие и индивидуальность.

Вы знаете теперь и о жизни японцев, об их заработках; о том, чем пахнут по вечерам улицы их городов; о том, как эти люди работают, любят, дружат; об их утонченной вежливости; о технологическом прогрессе промышленности Японии; о ее искусстве, древнем, как мир, и современном, как электроника; о японской кулинарии, следующей девизу «Не сотвори, а найди и открой»; о том, какую роль в жизни этих людей играют цветы и чай; о неприхотливости и в то же время изысканности японского быта; о культе поклонов и извинений; о японской верности как долге признательности; о совести и самолюбии как долге чести, о том, как японец ограничивает себя, и о том, какие неожиданные и порой отвратительные послабления допускает его мораль.

И все это не какая-либо дань этнографии или экзотике, какую иной раз платят литераторы в погоне за занимательностью или оригинальностью. Нет. Разглядывая своим внимательным взором сложные переплетения жизни, обычаев, человеческих отношений в этой древней и вместе с тем молодой капиталистической стране Востока, Всеволод Овчинников ищет и находит ответы на многие сложные вопросы, которые живо интересуют его как политика, международника: почему так, а не иначе сложилась современная история Японии, правящий класс которой претендует на господствующее положение в Азии, да и не только в Азии.

И еще: не будем забывать, что Япония, как и всякая капиталистическая страна, делится на противоборствующие классы и что марксисты никогда не отождествляли с жестокой и коварной правящей верхушкой империалистических держав широкие народные массы, угнетаемые ими, – именно им, этим массам, принадлежит будущее, и именно они воплощают в себе черты национального первородства, хотя и на их сознание, на их психику оказывает свое губительное, уродующее воздействие строй эксплуатации и угнетения.