Жак Деларю - История гестапо

Кнохен оказался один во главе полицейской службы без власти и под бдительным наблюдением военных. Впрочем, его интеллект и ловкость позволили ему победоносно выйти из затруднительного положения.

Оппозиция военных, вызванная соперничеством, также опиралась на различия в доктринах.

Статья 3-я соглашения о перемирии, подписанного 22 июня в Ретонде, является довольно двусмысленной. «В оккупированных районах Франции, – гласит она, – германский рейх осуществляет все права оккупирующей державы. Французское правительство обязуется всеми средствами способствовать разработке норм, относящихся к исполнению этих прав и их осуществлению с помощью французской администрации. Французское правительство немедленно распорядится, чтобы все французские власти и административные службы оккупированной территории исходили из установок германских военных властей и сотрудничали с ними корректным образом…»

Верховное командование армии собиралось применить эти положения буквально и поставило французскую администрацию оккупированных районов под свой полный контроль. Военные придерживались той точки зрения, что управление оккупированной частью Франции должны обеспечивать сами французы, а военные будут лишь следить за тем, чтобы французские службы строго исполняли немецкие директивы. Таким образом, роль германской военной администрации ограничивалась руководством и контролем.

Директивы, данные военной администрацией, вполне ясны:

«Военная администрация должна руководствоваться принципом, что следует принимать только меры, направленные на обеспечение военной оккупации страны. Напротив, в компетенцию военной администрации не входит вмешательство в дела французской внутренней политики в целях ее улучшения. Военная администрация по всем административным вопросам должна пользоваться каналами французских властей».

Военные считали, что такое решение дает одни преимущества: трудности исполнения возьмут на себя сами французы; административное управление станет более экономичным; наконец, что самое важное, выполнение германских директив под французским прикрытием позволит избежать «инстинктивных реакций французов против всего, что исходит от немцев». Таким подходом объясняется то обстоятельство, что германские власти весьма тепло относились к французам, которые соглашались сотрудничать с ними. Они желали не присоединения Франции, а благоприятной для них ее политической линии.

И потому, как полагали военные, прямые действия германских полицейских служб могли «все испортить». Единственной службой, которую они принимали, была антиеврейская секция, руководимая Даннекером – одним из помощников Бемельбурга и непосредственным представителем Эйхмана во Франции.

Тео Даннекер был баварцем из Мюнхена и в возрасте двадцати семи лет служил под командованием Эйхмана, который лично назначил его своим представителем в Париже. Он прибыл туда в сентябре 1940 года. Находясь в административной и дисциплинарной зависимости от Кнохена, он тем не менее не получал от него прямых приказов. В своей «работе» он зависел исключительно от Эйхмана, который посылал ему свои директивы.

В ходе процесса над Даннекером первый генеральный комиссар по еврейским вопросам Ксавье Валла сказал, что он был «неистовым нацистом, который впадал в транс, как только при нем заговаривали о евреях». Когда вступили в силу антисемитские меры, он контролировал приговоры уголовных трибуналов, обращаясь к французам с пылкими протестами всякий раз, когда находил санкции мягкими.

Даннекер разместил свои службы в доме номер 31-бис на авеню Фош и в доме номер 11 на улице Соссэ. Он захотел немедленно использовать французских антисемитов и помог им советами и деньгами создать институт по изучению еврейских вопросов, для которого реквизировал помещения одного еврейского предприятия на бульваре Османн. Став съемщиками помещений у гестапо, французы-антисемисты стали самыми активными поставщиками людей для лагерей уничтожения.

Немецкая антисемитская пропаганда приносила свои плоды. Но Даннекер не мог довольствоваться любителями. 3 октября 1940 года правительство Виши обнародовало «Положение о евреях». Это положение определило: всякое лицо, имеющее евреями трех предков, считается евреем. Оно перечисляло «общественные функции», доступ к которым евреям запрещен, а затем регламентировало доступ евреев к некоторым профессиям.

Даннекер потребовал, чтобы от полицейской префектуры ему были выделены 12 инспекторов. Он непосредственно отдавал им приказы и выполнял то, чего хотела военная администрация: чтобы французы сами выполняли грязную работу, которую поручали им немцы.

24 августа 1941 года под нажимом немцев был принят закон о смертной казни за «антинациональные происки» и были образованы чрезвычайные трибуналы.

В октябре 1941 года министр внутренних дел Пюше, чтобы «избавить» от немцев тех полицейских, которые непосредственно им подчинялись, создал триаду для преследования «врагов» режима, которые, соответственно, оказывались врагами нацистов. Пюше образовал полицию по еврейским вопросам, антикоммунистическую полицейскую службу и службу по тайным обществам, которая должна была заниматься франкмасонами, законом от 13 августа 1940 года поставленными под наблюдение как враги отечества.

Эти формирования были составлены из разнородного персонала. Три их директора были не полицейскими-профессионалами, а людьми, выбранными из числа военных крайне правых взглядов. Например, антикоммунистическую службу возглавил один бывший коммерсант и активист Французской народной партии Дорио, который получил титул специального уполномоченного с жалованьем в те времена весьма значительным – 10 тысяч франков в месяц. Персонал набирали из активистов правых политических организаций, разбавляя их профессиональными полицейскими-добровольцами, привлеченными высокими заработками.

Еще раз можно отметить, что нацисты выбирали себе подручных в партиях, рьяно провозглашавших себя патриотическими.

Расчеты германского военного командования не давали желаемых результатов. Обычные меры оказались, согласно формуле Кейтеля, «нерентабельными», и Верховное командование встало на путь репрессий, принимая решение о казнях заложников всякий раз, когда убивали военнослужащего оккупационной армии.

22 августа 1941 года фон Штюльпнагель подписал приказ, по которому начиная с 23 августа все французы, что находятся под стражей в германских службах, считаются заложниками. Из этого «резерва» выбирали людей для расстрела в количествах, зависящих «от тяжести совершенного преступления». 19 сентября новый приказ прибавил к этой категории заложников «всех французов мужского пола, находящихся под арестом французских служб за коммунистическую или анархистскую деятельность, и тех, кто будет арестован в будущем». Отныне их должны были рассматривать как арестованных Верховным военным командованием во Франции. Эти меры были соединены в распоряжении от 30 сентября, известном под названием «Кодекс заложников», который противоречил 50-й статье Гаагской конвенции, запрещающей брать заложников.