Михаил Скороходов - Всех помню…

— Спасибо за помощь. Я вишу, вас по-настоящему волнует наш фильм…

«Меня не фильм, война меня волнует», — хотел сказать Маслюков, но промолчал.

— Павел Филиппович, может, хотите принять участие?.. — режиссер взглянул на Кирилла Павловича, и тот быстро кивнул. — Хотите?

— А что именно? — спросил Маслюков. Он уже догадался, что сейчас на уме у молодого бородача.

— Вы скажете: «Я не актер, но я от вас ничего особенного не требую. Переоденьтесь, на часок-другой станете солдатом и вместе с ними…

Маслюков глянул на Андрея Ильича, на Кирилла Павловича, на оператора, на артистов. Все они с интересом ждали его ответа.

— Что же, я не против, — сказал Маслюков и после короткой паузы спросил: — Где можно переодеться и получить оружие?..

Удар от ворот. Я ставлю мяч на левый угол вратарской площадки. Отхожу за линию ворот. Футболисты команды противника тянутся от нашей штрафной к центру поля: они думают, что я сильным ударом пошлю мяч подальше на авось. На этом тактическом приеме и строится завязка атаки нашей «сборной Европы». Так в академии называют команду нашего факультета, потому что в ней выступают слушатели — представители армий почти всех братских социалистических стран. Противник освободил нашу половину поля, и я легонько толкаю мяч левому защитнику Курту Вайсбергеру — капитану Национальной народной армии ГДР.

Курт Вайсбергер… Мы начинали играть в «сборной Европы» еще на первом курсе. В тот год с моим немецким товарищем приключилась забавная история.

В одно из воскресений наша футбольная команда и группа участников художественной самодеятельности при клубе академии отправились в подшефный колхоз. Мы сыграли товарищеский матч с местной командой, самодеятельные артисты дали концерт, и два наших автобуса тронулись в обратный путь. Дорога шла через лес. Кто-то предложил остановиться на полчасика и набрать грибов, которых в тот год уродилось видимо-невидимо. Все разбрелись по лесу. Точно в срок собрались у машин. Каждый хвастал успехами. Но больше других был доволен Курт.

— Завидуйте, — старательно справляясь с русским, воскликнул наш левый защитник, — я первый раз в жизни собираю грибы, а нашел больше всех, и каких красавцев!

Мы заглянули в его спортивную сумку и разинули рты. Сумка была полна… мухоморов!

— Но они же такие красивые! — до самого дома оправдывался Курт.

Курт передает мяч неутомимому полузащитнику старшему лейтенанту венгерской Народной армии Дьюле Золнаи. Дьюла, как всегда, начинает обводить в центре поля и чужих, и своих, а я в это время вспоминаю, как мы познакомились.

Старший лейтенант Золнаи приехал в Советский Союз, почти не зная по-русски, и его определили в подготовительную группу. Незнание языка не помешало ему, однако, появиться на очередной тренировке «сборной Европы». Золнаи молча продемонстрировал нам свое умение обращаться с мячом и был принят в команду безоговорочно. После тренировки в раздевалке кто-то громко спросил у меня, имея в виду саквояж для спортивной формы:

— Чемоданчик с собой?

— А как же! — ответил я.

И вот в следующей игре, когда я сжимал в руках только что пойманный «мертвый» мяч, разгоряченный Дьюла крикнул мне:

— Чемоданчик, пас!

Кажется, это были первые русские (если «пас» тоже считать русским) слова, которые я от него услышал. «Что за «чемоданчик»? — подумал я тогда. — Или мне померещилось?»

Позднее выяснилось, что он понял обращенную ко мне реплику как мое имя: «Чемоданчик!» Теперь старший лейтенант Дьюла Золнаи прекрасно говорит по-русски, но в игре, особенно когда мы проигрываем, любит подбежать ко мне и подбодрить: «Давай, давай. Чемоданчик!»

Наконец-то Дьюла обвел всех и кинжальным пасом вывел в прорыв правого крайнего Мирослава Штикачека, старшего лейтенанта чехословацкой Народной армии.

Ох, уж этот Штикачек!.. Из-за него я сделался болельщиком-«нейтралом», как говорит Штикачек. А все потому, что мы с Мирославом живем на одной лестничной площадке и во время хоккейных баталий на первенство мира или Европы вместе смотрим телевизор. Как переживает Штикачек, если шайба влетает в ворота сборной Чехословакии! Руки его делаются холодными, лоб бледнеет, уши краснеют, дыхание останавливается, а глаза… Это зеркало души наливается у него отчаянием. Честное слово, если бы игроки сборной Чехословакии видели его в этот момент, они, как говорят, костьми легли бы, но шайбы не пропустили! И я, и жена Мирослава Власта втолковываем ему, что это игра. Игра! Кто-то выигрывает, кто-то проигрывает… Не надо делать из поражений или «незапланированных» ничьих мировой катастрофы. Штикачек соглашается, послушно пьет валерьянку, приготовленную женой, дает слово вообще не смотреть телевизор и не думать о хоккее, а на следующий день все повторяется сначала.

Когда у любимцев Штикачека выигрывает сборная команда Советского Союза, я, старый, «железный», испытанный болельщик, притворяюсь «нейтралом» я всячески выражаю соболезнование моему другу, чтобы хоть немного скрасить горечь поражения. Но если выигрывает сборная Чехословакии!.. О, видели бы вы нашего Мирослава!.. Но об этом в следующий раз, потому что правый крайний «сборной Европы» уже промчался до углового флажка, и сейчас оттуда последует передача.. Я знаю, кому. Христо Попову — вот кому. Наш гигант-центрфорвард уже крадется к одиннадцатиметровой отметке, куда сейчас будет послан мяч. Штикачек бьет, а я смотрю на высоченную фигуру майора болгарской Народной армии Попова и думаю: «Да, для такого богатыря ведро ухи по-сегедски, что слону дробина!»

…Дело было так. «Сборная Европы» выиграла осеннее первенство академии, и на зимних каникулах нас премировали путевками в загородный пансионат. Там каждый нашел себе развлечение по вкусу. Кто бегал на лыжах, кто постигал конькобежную науку, кто сидел в библиотеке. Я, например, ловил рыбу на ближней речке и, когда мне случалось ее поймать, отдавал на кухню. Но однажды Дьюла Золнаи спросил:

— Кто из вас, товарищи, пробовал настоящую уху по-сегедски?

Оказалось, никто. Дьюла вызвался угостить команду ухой, если, конечно, будет свежая рыба… Христо Попов тут же обязался помогать Дьюле «на общественных началах». Мы запаслись всем необходимым и отправились в лес. Разложили костер и стали наблюдать, как колдуют над ведром с водой и рыбой Дьюла Золнаи и Христо Попов.