Кристина Бельджойозо - Курдский князь

Когда Мехмет удалился, старый Гассан остался погруженным в глубокое размышление, и долго бы так просидел, если бы новое лицо не явилось в потаенной двери, и осторожно заперев ее за собою, не стало перед стариком с явным намерением привлечь его внимание. Гассан вздрогнул, и поднял глаза на вошедшего.

— Это ты, Эрджеб! — сказал он: — Как ты вошел?

— Через эту дверь, батюшка, отвечал молодой человек: — через эту дверь, которую Мехмет-бей забыл запереть за собою.

— А! ты его видел! — сказал старик спокойно. — Мне следовало запереть за ним дверь. Он не мог сам запереть.

— Так ли, сяк ли, сухо отвечал молодой человек, — я видел, как вышел Мехмет-бей, дверь была отворена, вот я и вошел.

Он замолчал, ожидая, что отец на это что-нибудь скажет. Но старик молчал.

— Он ушел, — снова заговорил Эрджеб, — и надеюсь нескоро вернется.

Молчание продолжалось.

— Так что ли, батюшка?

— Ты рассуждаешь справедливо, — отвечал Гассан.

— Так он нескоро вернется? — настойчиво спросил Эрджеб.

— Вернется сейчас.

— Неужели? Да это безумие! Он нас запутает. Уговаривал ли ты его убираться?

— Я не успел с ним переговорить. Но он ведь сам знает, что его везде ищут, да у него жена больна, и не может продолжать путь.

— Так он ее привел сюда? — вскричал молодой человек, договаривая речь отца: — хочет поместить ее в твой гарем? Но неужели и он здесь останется с нею?

— Не знаю, а кажется, он намерен скрываться здесь.

— Здесь! в твоем гареме! И ты его пускаешь сюда! Берегись!

— Что ж делать? — сказал Гассан лениво: — Мехмет силен!

— Скажи слово, и он будет схвачен и повешен!

— Конечно так, но у него есть друзья. Ты знаешь, как наказали эту бедную черкешенку?

— Черкешенку-то? Да ведь это правительство так отделалось от нее, чтобы не награждать ее за услугу.

— А если вздумают так же поступить и со мною, — сказал старик, и его глаза засветились зловещим огнем: он как будто гордился своею способностью предугадывать все дурное. На сына смотрел он вопрошающим взглядом, и отвратительно улыбался, опуская нижнюю челюсть на самую грудь. Эти слова и физиономия старика несколько озадачили молодого человека, но он скоро оправился и отвечал с привычной самоуверенностью:

— Пустое! Так не поступают с лицами твоего звания. Это хорошо для той глупой невольницы, до которой ни кому дела нет. Чем в самом деле ее станешь награждать? Не сажать же ее в султанский гарем? Старуху, у которой уж было черт знает сколько детей! С ней рассчитались ножом; так и следовало ожидать. А ты — дело другое: ты не раб этого проклятого курда, и выдавая его, ты не сделаешь бесчестного поступка; напротив сделаешь доброе дело: ты покажешь свою преданность правительству. Тебя за это прилично наградят.

— Этот курд богат, — отвечал старик: — не приходится мне ссориться с ним и с его друзьями. С ними выгодно вести дела. Видишь этот ковер? Мне подарил его Мехмет за весточку, что из Эрзрума выехал тот курьер, помнишь, которого он обобрал? А это кольцо? Его же подарок, за то, что я его предупредил…

— Знаю, знаю, — перебил Эрджеб: — недаром же тебе было служить ему. Но ведь все это вздор перед тою наградою, которой ты можешь ожидать от правительства.

— Бог знает! — сказал старик: — правительство считает все своею собственности и смотрит на наши услуги как на исполнение священного долга. Если б я мог иметь друзей с обеих сторон, дела пошли бы недурно; но вступить в открытую вражду с курдами — боязно. Мы еще поговорим об этом, сынок, и я подумаю: тут нужно будет решиться скоро. Покуда, вели оседлать лошадь и распорядись, чтобы кто-нибудь из людей готовился скакать в город за лекарем. Он нужен Мехмету тотчас. А я пойду к нему навстречу; стало совсем темно, он скоро явится.

Говоря это, старик встал и направился к гарему. Внимательный сын поддержал бы его и помог ему пройти темным ходом, ведущим в эту часть дома; но Эрджебу было не до того. Не обращая внимания на старика, он побежал вперед, и дошел до гарема гораздо прежде Гассана. Он вошел с озабоченным и недовольным видом в общую комнату, где обыкновенно собирались женщины, окинул быстрым взглядом все находившееся там общество и спросил: «Где же Фатма [2] Читатель не должен удивляться, встречая в вашем рассказе двух женщин одного имени: в Малой Азии употребительны всего пять женских имен: Фатма, Эмина, Айша, Габиба и Каджа. ? Где моя жена»?

— Не знаю, — отвечала мать молодого человека, — я ее недавно видела в кухне. Может быть, она и теперь там. Взгляни-ка, — прибавила она, обращаясь к негритянке, которая тотчас вышла.

— А зачем ты оставляешь ее в кухне? — продолжал молодой деспот. — Разве там ее место? Раба что ли она вам досталась? Обрадовались, что она умеет хорошо варить варенье, да и заставляете ее работать через силу!

— Помилуй, друг мой, Фатма сама просилась в кухню за мной, да и осталась там по своей воле, — возразила матрона, как бы извиняясь.

— Да! Знаю я, что она охотница показываться всякой сволочи, которая там бродит около кухни. А вот я ее отучу приподымать покрывало, когда проходят мужчины. Уж я ее отучу…

Тут молодого человека остановило появление предмета его гнева и его любви. То была молодая девушка лет четырнадцати, высокая ростом, но худая и не развившаяся, с ярким румянцем на щеках, с черными веселыми глазами. Ее пунцовые, немножко вздутые губки обличали темперамент чувственный и нетерпеливый. Это была одна из тех женщин, которых судьба как бы нарочно посылает ревнивцам, чтобы до крайности раздражать их несчастную страсть, и ею же наказывать их.

— Кого ты хочешь учить? Кто эта счастливая женщина? — сказала шалунья, подслушавшая из-за двери угрозы своего супруга.

Эрджеб немного смутился, взял Фатму за руку и увел ее в другую комнату. Там он ей сказал, пристально посмотрев ей в глаза: — «Мехмет-бей сейчас будет сюда».

— Мехмет-бей? Кто это? Дядя твоей матери, или сын…

— Нет, нет, он мне не родня. Не притворяйся. Ты догадалась, что я говорю о курдском князе.

— А, курд Мехмет! Это тот красавец, который приходил…

Эрджеб заметил, что румяное лицо Фатмы оживилось. «С каких это пор, — крикнул он с запальчивостью, — с каких пор замужние женщины замечают красоту чужих мужей? Не смей видеть этого красавца, не смей попадаться ему на глаза!»

— Как тебе угодно, — отвечала Фатма с покорным видом.

— Ступай же в свою комнату, и помни, что если ты выйдешь из нее, твоя жизнь в опасности. Я тебя предупредил; если что-нибудь случится, так уже на меня не пеняй.

И не ожидая ответа, он толкнул ее в свою спальню, запер за нею дверь, и положил ключ в карман.

Между тем Мехмет воротился к Габибе и рассказал ей об успехе своей просьбы. Когда совсем стемнело, он посадил ее к себе на спину и благополучно дошел до калитки. Гассан уже ожидал его там, и увидев курда, тотчас пошел к нему навстречу и сказал: «Гость — дорогой дар Аллаха! Войдите в мой дом, и пусть он будет вашим, пока вам не захочется его оставить».