Сергей Бушуев - Водитель трамвая

Между вторым и первым этажами на выступающем козырьке был растянут огромный транспарант: Мострансагентство. Первый этаж являлся рестораном. Название я сейчас не вспомню. Там и по сию пору есть ресторан. Если вам интересно, приезжайте, отобедайте. Коль у вас, конечно, имеются лишние деньги. Называется он как-то по-иностранному. Что-то связанное с розами. «Castle Rose» вроде. Сразу за рестораном с нависшим над ним «шедевром» советской гранёной архитектуры, тянулся длинный бетонный забор, с налепленными на него афишами самого разнообразного свойства. И приглашения к экстрасенсам, и реклама всякой чепухи, и анонс концертов каких-нибудь очередных «звездушек» разлива конца девяностых (тогда данной гадости имелось не меньше чем сейчас). Ну а следом (как я узнал, разумеется, много позже) стоял знаменитый, несравненный, пугающий и фантастический во всех своих проявлениях — Гранд Лимит Отель! Уже догадались, кто в нём обитал? Правильно! Приезжие из провинции водители трамваев. Там была ихняя общага. Но в ту пору я этого ещё не знал. Сегодня Гранд Лимит Отель выглядит куда более сиротливо, нежели прежде. Он стоит на той же улице под номером 14. Кто в нём живет, ей-богу не знаю. В 2003 году, ещё до моего увольнения, наших водителей оттуда выселили в Новопеределкино. Или если угодно — в новонедоделкино, как уточняли они сами. Ибо условия жизни в новой общаге были по истине скотскими. Гранд Лимит Отель — это пятиэтажное розоватое здание. Если обогнуть его и посмотреть с обратной стороны, взгляду откроются мало привлекательные картины: малюсенький дворик, разделяющий два маленьких крыла, два подъезда, выбитые окна, ржавые водосточные трубы, обвалившаяся штукатурка, разруха одним словом. Но кто-то там и сейчас обитает. Может призраки тех, кто жил здесь прежде, и чьи надежды на получения жилья так и не оправдались в наступившие рыночные времена? Кто теперь скажет?

Однако, напротив общаги, я к пущей своей радости узрел-таки могильные плиты с крестами над ними! Ура! Значит, я шёл правильно? И, следовательно, депо совсем рядом? И тут же я увидел трамвай тёмно-синего цвета, остановившийся возле Ваганьковского кладбища. Так и есть! Нашёл, стало быть! Пройдя ещё немного вперёд, за остановку общественного транспорта, я повернул за угол, и увидел депо. Оно представляло из себя четырёхэтажное здание, с красными кирпичными стенами по бокам. На его территории прямо за забором росли деревья. В основном берёзы. Их артритные пальцы-ветки тянулись вниз, словно намереваясь схватить зазевавшегося прохожего.

«Ну, вот и Слава Богу! — воскликнул я про себя. — Нашёл!»

И только теперь я явственно услыхал шум, непрерывно доносящийся с территории депо, из-за забора. Это были грохот перегоняемых вагонов, с характерным стуком колёс, звон трамваев и крики тех, кто занимался данным кропотливым трудом. Я повернул ещё раз за угол, и оказался прямо возле проходной. То оказался маленький кирпичный домик, больше похожий на будку, красного цвета. Слева был изображён трамвай, с двух сторон которого красовались растопыренные крылья, и надпись: «Москва». Справа висела табличка с объявлением: «Требуются». И дальнейшим перечислением кто именно. Её я читать не стал. Вход же украшал пластиковый козырёк с надписью выполненной полукругом, гласившей:

«Краснопресненское трамвайное депо».

За ней располагалось табло больших электронных часов.

Потоптавшись в нерешительности минуту-другую возле проходной, откуда то и дело выходили люди, я, наконец, ступил на маленькую ступеньку, и смело открыв дверь за белую пластмассовую ручку, вошёл внутрь. В нос мне ударил спёртый, неприятный запах, стоявший в помещении. Слева открылась дверь, и показалась сутулая, худая фигура охранника.

— Что вы хотели? — уныло и без малейшего интереса спросил он.

Голос его звучал тихо и разочарованно. А усатое лицо было я несомненными признаками печали. Только не поэтической, безусловно, а вполне житейской. То есть, данный субъект явно не горевал над судьбами отечества, и не тосковал, глядя на поля русской равнины, а наверняка, переживал насчёт сгоревшего накануне сарая или потёкшего редуктора в еле живых «Жигулях».

— День добрый, — решил я проявить совершенно ненужную вежливость, взирая на его стоптанные башмаки. — Я хотел бы узнать по поводу работы.

— Да? — тем же тоном, и нисколько не меняясь в лице, отозвался унылый охранник. — А что вы хотели узнать?

— Да просто, можно ли сюда устроиться.

— А — а — а, тогда вам не ко мне.

— Разумеется! — я всегда поражался, сколько недоумков просиживают штаны в подобных местах. — Мне нужно в отдел кадров.

— Давайте документы, — тем же печальным тихим голосом проговорил охранник.

Я дал ему паспорт, и стал ждать, пока он занесёт необходимые ему по службе данные в толстую амбарную книгу с загнутыми потрёпанными страницами.

«Какое убожество! — отметил я про себя. — Последний год двадцатого века, а они всё записывают в какие-то пухлые школьные тетради, переделанные под служебный журнал! Хорошо хоть не гусиными перьями! Но за это спасибо большевикам с их программой всеобщего образования!»

Между тем охранник доцарапал наконец синей шариковой ручкой в своём «бумажном компьютере», и отдав мне паспорт, указал рукой на дверь, расположенную прямо за турникетом, уже заботливо открытым для меня. На двери висела табличка: «Отдел кадров». Я убрал паспорт в карман, прошёл через турникет, крутанувшийся с мерзопакостным комариным писком, и, подойдя к указанной двери, постучал костяшками пальцев. Ответа не последовало.

— Громче стучите, — посоветовал усач, всё ещё стоявший в дверях своей каморки, и, по-видимому, не спешащий уходить именно потому, что каждый вновь прибывший нуждался именно в таком совете.

— А чего они там, глухие что ли? — без интереса спросил я.

— Хрен поймёт, — равнодушно произнёс охранник, — скорее всего, работать не хотят.

— Да? А вы хотите?

— Я тоже не хочу, но приходится.

С этими словами усач удалился, и больше я его не видел. Я пуще прежнего забарабанил в дверь, и вскоре услышал недовольный женский голос:

— Войдите.

Я тронул ручку двери и вошёл внутрь. Передо мной возник стол, пара стульев и кое-какая унылая меблировка. Окна закрывали белые горизонтальные жалюзи, по внешнему виду которых можно было подумать, что их не открывают вообще. Словом, глухо как в танке. А если прибавить к описанному жару, стоящую на улице, и неуклонно проникающую в помещение, то вы без труда нарисуете себе место куда я попал. Ведь слово «кондиционер» в ту пору оставалось лишь словом. Во всяком случае, там, где я пробовал трудоустроиться. Также в комнатушке находилась женщина лет пятидесяти, тоже с очень утомлённым выражением лица, таким, будто ей всю ночь пришлось разгружать вагоны, гружёные контейнерами с отработанным ядерным топливом.