Дмитрий Губин - По России

Вот ровно об этом я и думал, когда во внешнем мире произошли два действия. Во-первых, продавец за стеклом протянул мне завернутую в салфетку шаурму. Во-вторых, подле меня материализовались двое: бомж, в котором я опознал бомжа сначала по запаху, а потом по одежде, – и мужик, вышедший на мороз покурить в одной белой сорочке и галстуке. В манерах и чертах мужика проглядывал бывший бандит, которого бог чудом спас от тюрьмы и перепрофилировал в мелкие бизнесмены. У мужика в глубине вокзала наверняка был офис.

– Извините, пожалуйста, – обдал меня амбре бомж, – у вас не найдется пяти рублей?

Я достал из кошелька 10-рублевый кругляш и, брезгуя вложить монету в грязную ладонь (и злясь на себя за брезгливость), устроил так, чтобы денежка как бы бесконтактно упала в руки бомжу, но с прилично близкого расстояния.

И ровно в тот момент, когда десятирублевка коснулась ладони, мужик в сорочке коротко, жестко и страшно ударил бомжа в лицо, и тот двинулся головой в ларечное стекло, а затем повалился на асфальт в окурках.

– Здесь люди едят, – понял, нет? – зло сказал мужик.

– Вы что, это же человек! – заорал ошарашено я.

– Эй, если стекло разобьется, что я хозяину скажу? – горестно, но так, чтобы услышала белая сорочка, спросил продавец.

Сорочка не удостоила нас даже взглядом, и сделала шаг назад. Бомж, подвывая, но не думая ни терять сознание, ни удивляться, на четвереньках, по-крабьи, попятился и исчез.

– Это начальник охраны наш, – кивнул в сторону мужика продавец. – По-другому они не понимают. По-другому им уже объясняли, но они снова приходят. Они здесь воровством занимаются, нескольких пассажиров обокрали.

Я отошел, обгаженный разом всем: и тем, что при мне ударили человека; и что меня защитили, как прилично одетого господина; и что аппетит у меня не пропал, и я стою и трескаю из чистых рук относительно съедобную шаверму; а главное, что на слова продавца и действия мужика мне нечего возразить.

В политику

этим

не думал ввязаться я

А так —

срисовал для видика.

Одни говорят —

«русская цивилизация»,

другие —

«самодержавная политика».

Комментарий

Текст был написан для портала GZT.ru (не путать с Gazeta.ru!).

Случившееся, ей-ей, я не придумал.

2012

Теги: Башня «Газпрома» и демократы с кашей в бороде. – Отчего петербуржцы предпочитают шопинг митингам. – Детское сознание и небесная линия Петербурга.

7 октября 2010 года Главгосэкспертиза согласовала проект питерского небоскреба «Газпрома», а 9-го в городе у ТЮЗа был митинг протеста. Кто туда пришел – тысяча с небольшим человек – понятно. Так что куда интереснее, кто (и почему) не пришел.

Пишу «понятно», потому что если на митинг против явления, призванного кардинально изменить символику город, собирается лишь тысяча горожан (ну хорошо: две тысячи), их можно перечислить поименно. Юра Шевчук, певец, там был – спел куплет «Родины», а как подошло к «боже, сколько правды в глазах государственных шлюх!» – так лопнула струна. Художника Тихомирова, который из «Митьков», я встретил. Были режиссеры Сокуров и Мамин. Но большинство людей из массовки (которую поддержать численно пришли и мы с женой) – были, в общем, теми, кого Невзоров называл «демократами с кашей в бороде». Вне зависимости от пола и политических убеждений. То есть по одежде которых нельзя уловить тренд сезона. Жестикулирующие чересчур оживленно. Слово «культура» произносящие с уважением. А слова «тренд», подозреваю, не знающие совсем. Плюс какие-то, бог его не знает, юные коммунисты, анархо-синдикалисты, – периферия общества, тьфу.

Хотите правду? Толпа на шопинге в «Гостином дворе» или «Меге» выглядит богаче, чем эти митингующие, которых любая власть, начиная с рядового мента, искренне считает быдлом (а Шевчук с Сокуровым? – а что Шевчук с Сокуровым? Шевчук, он что, – в ежедневной ротации на «Русском» и «Дорожном» радио? Сокуров идет широким экраном? – такие же маргиналы, только от искусства). Да и протестуют они потому, что ничего не добились. И Дмитрий Губин идет на митинг оттого, что он не Андрей Малахов. Был бы Дмитрий Андреем (пусть даже не Малаховым, а Губиным) – косил бы деньгу, а не занимался глупостями.

Вопрос: почему успешный массовый петербуржец, тот, который на иномарке, у которого дачка под Вырой либо Выборгом, а детишки у которого в спецшколе плюс в лектории при Эрмитаже – он на митинг не идет?

Тут важно сказать одну принципиальную вещь.

Петербург – город уникальный не просто в России, но и в мире. У него гигантский – по сравнению с любой европейской столицей – нетронутый исторический центр. С главных «открыточных» точек можно любоваться примерно той же картиной, что открывалась Пушкину в 1820-х, когда Росси завершил Главный штаб и Дворцовую площадь. Но ценнейшая особенность города даже не в архитектуре или имперских ансамблях, каких в мире хватает (и, скажем, в Вене имперский размах будет покрупнее петербургского). Но Петербург – единственная столица, обладающая горизонтальной небесной линией. Эта практически ровная линия крыш, сложившаяся вследствие запрета строить выше 24 метров, то есть Зимнего дворца, открывается с невероятно воздушных набережных Невы – и действительно потрясает. Небесную линию в Петербурге дано нарушать лишь куполам и шпилям. Вот кораблик на Адмиралтействе парит над небесной линией – все понятно. Ангел над Петропавловкой, хранящий город – тоже понятно. Ангел на Александровской колонной, у которого лицо Александра I, но над которым возвышается крест – и это понятно. Как понятно и то, что газпромовский небоскреб – тоже символ времени и города, призванный обозначить, что поток углеводородов, то есть денег, теперь превыше всего. Другие символы пали, скукожились в масштабе 122,5:403, в каком соотносится Петропавловский собор с ангелом к небоскребу с Миллером (который суть нефтегазовая ипостась царя).

Ну, а теперь возвращаюсь к вопросу: почему массовый петербуржец не протестует против этой кардинальной смены символик?

Боится, что утихомирят с ОМОНом?

Увы: правда не в том, что боится.

А в том, не видит в небоскребе ничего страшного.

Вот у меня есть добрый знакомый, архитектор Андрей Шаров. В Питере архитектурное бюро «Рейнберг & Шаров» – одно из лучших. Шаров, например, построил торговый дом, известный как Vanity House, у Казанского собора – это архитектура изящная, современная и нежная, не просто вписавшаяся в старый центр, но и давшая, стоит зайти внутрь и подняться по эскалаторам, новые высотные точки обзора.